Анатолий Казаков - Кровавое лето в Бендерах (записки походного атамана)

…То там, то здесь — повсюду за мостом на въезде в город стояли раскуроченные БТРы, приспособленные под них легкие тягачи МТЛБ, разорванные останки бывших когда-то грузовиков, чуть в отдалении видны два сгоревших автобуса, и… среди газонов и поваленных деревьев — какие-то трудноузнаваемые обломки. Не улица — свалка сплошного металлолома!.. И хруст под ногами…

…Как ручейки к большой реке, по тропкам и переулкам к мосту стекались вереницы людей. Навстречу шла молодая женщина, а малыша в одних трусиках на руках держала. Ему года четыре, но личико было уже не детское, бледное, и застывшие испуганные глазенки, в которых вместо детской радости и беспечности, застыла мольба: «Мамочка, я боюсь! Спаси меня!». У Вадима перехватило горло, сознание выстрелило: «Ох, твари! Ну, дай Боже, добраться до вас…да порубать в капусту!.. Не может такого быть, чтобы не ответили вы своей змеиной башкой за мольбу этого малыша».

…За кустами, на сплошь заваленном мусором, землей и ветками тротуарчике, мелькнули чьи-то фигуры. Пожилые женщины с сумками. Казаки сошли с тропки, пропуская их, остановились. Женщины приблизились, настороженно окинули парней взглядом. И тут их глаза как вспыхнули — в них и радость, и удивление, растерянность!.. — они увидели шевроны на рукавах «камуфляжек».

— Ребята, вы из России?!.. — только и воскликнули они, как в глазах у них навернулись слезы, — Сынки вы наши!.. Бейте этих фашистов!.. Гоните их!.. С Богом, сынки!.. Отомстите за нас всех!.. — не сдерживая слёз, проговорили они, и в глазах их столько любви, столько мольбы и сострадания!.. Разрыдавшись и опустив головы, женщины пошли к мосту…

— …Да после этого — хоть на пулемёты в полный рост, — сквозь треск веточек и шорох под ногами, Вадим услышал приглушенный голос Славки. Во взгляде его была сплошная ярость! Рядом идущий Иосиф тоже насупился и, тяжело дыша, перекатывал желваками на покрывшихся красными пятнами скулах…

Впереди — это даже не улица!.. Это — поле настоящей кровавой битвы! Закопченные стены домов с зияющими проломами, пустыми глазницами окон и разрушенными балконами, бетонные заборы сплошь в дырах от снарядов, обугленные стволы деревьев, даже видневшийся асфальт — маслянисто-закопченный…, хруст стекла и веток под ногами, звон гильз… И вся улица завалена сгоревшей, подбитой, перевернутой и разорванной в клочья техникой — грузовики «МАЗ», «ЗИЛ» ы, «ГАЗ» ы…, отброшенные взрывами, раскуроченные зенитки, которые так и не успели отцепить от машин. У поворота видны сгрудившиеся, как будто натолкнувшиеся на невидимую и непроходимую преграду, БТРы со сгоревшими скатами колес, потому они казались раздувшимися моржами, лежащими на брюхе… Рядом — МТЛБ с почерневшей броней, на которой еле проглядывались белёсые латинские буквы… Всюду на газонах и клумбах, среди обилия и великолепия кое-где чудом уцелевших роз, воронки от мин.

Улица Суворова, — прочитал «про себя» Вадим табличку на углу какого-то почерневшего от копоти здания совершенно без стекол, — «Видимо, это и есть то место — главпочтамт…», — вспомнил он вчерашнее «интервью» казаков, — «Ага, а вот и тот «беглец-неудачник»…, - недалеко от угла он увидел стоящий с прицепленной зениткой-«автоматом» «ГАЗ»-полстатретий», выглядевший нашкодившим псом с придавленным к земле хвостом, — взрывом у него вырвало кузов и задний мост…

Но город уже стал очищать улицы, приводить себя в порядок. Парни заметили недалеко стоящие, видимо недавно подогнали, мощный японский автокран и тягач с трал-площадкой…

Казаки шли по заваленной «боевым» мусором улице, обходя — поняли! — подсохшие и уже бурые… кровавые лужи! Среди паутины оборванных проводов, всюду разбросанных по асфальту обломков, гильз, стеклянного крошева и земли парни вдруг заметили непонятные обугленные комья. И, кажется, сознанием уже начали догадываться, что это… — в воздухе висел обволакивающе-тяжелый запах, — но как самому себе-то в этом признаться?! Не выдержав, кто-то из казаков спросил у «провожатого»…

— Куски тел — раздраженно и хмуро ответил он, — Точнее, ошмётки человеческого мяса…

Бульбациев заметил, что всё увиденное несколько «придавило» «новичков» — притихли, взгляды настороженные и чуть растерянные.

— Не дрейфь, земляки, — приободрил он казаков, — День-два и сами всему научитесь, и ко всему привыкните — здесь это быстро!.. Еще нам сто очков «форы» наперед давать будете… А сейчас все слушай мой приказ! Входим в «зону»!.. Автоматы по-боевому, как у меня! Зарядить, поставить на предохранитель! Готово?

Свернув за угол, группа вышла на площадь…Вот он — горисполком! Вся торцевая стена его густо избита снарядами, «выклевана» крупнокалиберными пулеметами — это первое, что увидели парни. Цоколь основательно издолбан артиллерией, на стенах трещины. Фасад — что сито. Это сколько же «белый дом» принял на себя пуль и осколков? Не было видно ни одного окна во всем исполкоме, куда бы, казалось, не залетали снаряды. Многие окна — это просто дыры в стене. Оконные проемы заложены какими-то досками, щитами, мешками, непонятно откуда взявшимися матрацами, из одного окна выглядывал даже изодранный пулями кожаный диван… Но вот чему казаки откровенно удивились — площадь перед исполкомом была чистой, без «боевого» мусора и грязи!.. Всё уже убрано и подметено!!! Только из проулка у какого-то магазинчика выглядывала ещё не убранная почерневшая МТЛБ. Траки гусениц бронетехники, повывернув бордюры, повсюду оставили на площади замысловатые иероглифы, да везде следы от мин и гранат — будто огромная кошачья лапа поскребла по асфальту.

— Подождите пока меня вот здесь, — Бульбациев кивнул головой, направляясь к крыльцу горисполкома, — Я скоро…

…Сидевшие у крылечка «белого дома» бендерские казаки — их можно отличить по характерным «комбезам», сшитым на местной фабрике, — беззлобно, как с хорошим знакомым, подтрунивали над стариком в сером фартуке, убирающим мусор с отмостки исполкома. А он и не обижался. Улыбался и ответно, философствуя, с чудовищным акцентом шутил, чем приводил казаков к неописуемому веселью. Это «дядя Лёва», старый бендерский дворник. Как и раньше, вновь каждое утро он берет в руки метлу и метёт улицу. Вокруг подбитая техника, груды искореженного металла, иногда разрывы мин и пули свистят, а он метет. Он знает своё дело.«…Таки людям надо делать чисто», — серьёзно объясняет он «непонятливым» казакам…

Недалеко от исполкома стоит большая очередь людей за хлебом. Его раздавали бесплатно прямо с машин — примерно тысячной очереди. Туда же подвезли овощи — редис, помидоры, огурцы… Очередь выгнулась полукругом, ведя с кем-то, стоящим в центре, разговор. Заметно, что разговор серьёзный. «Когут», — услышали казаки от проходивших мимо женщин. Да это же председатель исполкома — мэр города Вячеслав Когут!.. По очереди было видно, что далеко не все желали покидать город, в основном оставались пожилые люди. Парни услышали, что разговор идет как раз об этом, многие считали, что жители не должны покидать город — очень много разрушений, и без людей городу трудно будет ожить вновь… Многих горожан очень тревожило происшествие на шелковом комбинате, где по хранилищу аммиака молдовской армией был нанесен артиллерийский удар. Тогда всерьёз запахло катастрофой. Если бы цистерны не выдержали, то город стал бы братской могилой для всех, кто в нём находился. Слава Богу, пронесло. Аварийные бригады спустили аммиак в Днестр, вызвав экологическую катастрофу…