Георгий Кубанский - Команда осталась на судне

Вместе с солнцем появились и чайки. С гортанными криками носились они возле траулера, выхватывая из воды смытые с палубы вместе с отбросами кусочки лакомой тресковой печени.

На палубе первое утомление схлынуло. Ритм работ выровнялся, стал устойчив. Первая вахта медленно, но настойчиво тянула выработку вверх, довела ее до восьми с половиной рыбин в минуту, о чем рубка немедленно оповестила все столы.

Весь короткий день никто из рыбообработчиков не отошел от рыбоделов. Лишь когда стемнело совершенно, Иван Кузьмич приказал команде идти на обед.

– Прежде отдохнуть надобно, – негромко сказал Быков. Не выпуская из руки покрытый рыбьей слизью и кровью нож, он привалился спиной к рыбоделу.

– Прежде по сто грамм выпейте, – сказал Иван Кузьмич. – Заслужили сегодня.

Усталые матросы ополоснули руки под шлангом, бьющим забортной водой, и потянулись в салон. После шести часов непрерывной работы на морозе, в мокрых рукавицах, отказаться от заслуженного угощения не могли даже люди, равнодушные к выпивке.

В салоне на длинных столах уже стояли расставленные поварихой кружки. Рядом с ними – тарелки с густым борщом.

Замысел Ивана Кузьмина удался полностью. Водка обожгла усталых и продрогших рыбаков. Они выпили и взялись за ложки.

Не все после позднего и сытного обеда добрались до своих кают. Были и такие, что заснули возле столов, на обитых кожей скамьях. Никто не обратил внимания на такое вопиющее нарушение порядка. Разве укладывался в строгие и разумные правила весь этот рейс? Возможно ли было сейчас придерживаться буквы устава?

Пока рыбаки отдыхали, у них появился могучий союзник. Высоко в небе зародилось длинное прозрачное облачко, излучающее слабый молочный свет. Еле приметные блики его выделялись в темноте на лобовой стене ходовой рубки, выгнутых скулах спасательных шлюпок, привязанных к вантам белых буях.

– Капитан! – крикнул с палубы одиноко маячивший там Фатьяныч. – Гляди-ка наверх. Заполыхает сейчас!..

Облачко, постепенно снижаясь, вырисовывалось на небе все четче. Оно уже походило на падающий столб. Постепенно столб рос, превращался в наклонно нависшую над морем светящуюся спираль. Витки ее становились ярче. В глубине их появились нежные голубые оттенки.

Блики северного сияния искрились уже и на заиндевевших бортах и на ледовых наплывах, свисающих с кормы и полубака. На темном небе голубоватыми полосками выделялись ванты. А вершины мачт сияли, словно излучая фосфоресцирующий мягкий свет. К голубым тонам спирали примешивались новые, зеленые...

На «Ялте» не замечали красот северного сияния, тончайших голубых и зеленых переливов. Рыбаков радовало другое: треска виднее была на белых столешницах. Поток скользящей по желобам рыбы нарастал. Терентьев больше не выглядывал из трюма. Брака в обработке не было.

А трал в каждый заход поднимал верных полторы тонны. За двадцать минут траления! Приходилось все время напрягать силы: стоит лишь несколько замедлить темп, и возле рыбоделов образуется завал трески.

Цветение неба все усиливалось. Спокойное море полыхало мягкими зеленоватыми бликами, будто подсвеченное из глубины мириадами крохотных лампочек.

– Третья вахта сделала по пять с лишним рыбин в минуту! – объявил равнодушный к буйному цветению неба и моря Иван Кузьмич.

Палуба встретила его слова одобрительными возгласами. После минувшей ночи с ее изнурительным трудом и мизерными результатами это была победа. Большая победа!

– А как остальные? – кричали с палубы. – Всех назовите!

– Первая и вторая вахты вытянули меньше пяти на брата, – ответил капитан. – Командиры немного отстали... – Он заметил неловко переминающегося рядом с собой боцмана и недовольно спросил: – Что у тебя?

– Дело такое... – Матвеичев вздохнул и переступил с ноги на ногу. – Насчет продовольствия.

– Да что ты за душу тянешь? – вспылил Иван Кузьмич, уже понимая, о чем пойдет разговор. – Выкладывай.

– Хлеба осталось на шесть дней всего, – решился наконец боцман. – Жиров и сахару тоже... дней на восемь.

– Налегай на рыбку, – недовольно бросил Иван Кузьмич.

Уйти с богатого косяка с незаполненными трюмами? Даже мысли такой нельзя было допустить!

– И так-то налегаем. – Боцман снова переступил с ноги на ногу. – Только без хлеба трещочка не идет. Работенка наша... сами знаете.

– Сократи норму хлеба! – сухо приказал Иван Кузьмич и отвернулся к окну, показывая, что разговор окончен.

Матвеичев потеребил в руках шапку и вышел.

Иван Кузьмич стоял у окна и не видел ни палубы, ни моря. Досада душила его. Бродили по морю. Скребли тралом голое дно... И людей кормили досыта. А теперь, когда с таким трудом оседлали косяк – и какой косяк! – продовольствие на исходе.

Капитан взглянул на часы. Подходило время радиосвязи с портом. Иван Кузьмич вызвал на вахту Анциферова, а сам прошел в радиорубку.

Доклад его был короток, даже сух. Зоя заметила состояние капитана и держалась деловито, по-служебному.

– Задачу вы выполнили, – ответил порт. – Проверьте, старательно проверьте косяк и, как только останется двухсуточный запас продовольствия, определитесь поточнее и возвращайтесь.

Иван Кузьмич вышел из радиорубки. Настроение было отвратительное. Уйти с такого косяка полузагруженным? После гибели капитана, после каждодневного риска! Этого Иван Кузьмич даже представить себе не мог.

Промысловый азарт похож на болезнь. Он притупляет все чувства, кроме одного: больше взять из моря. Больше! Так получилось и с Иваном Кузьмичом. Стоило ему попасть в хорошую промысловую обстановку, и все помыслы его оказались настолько заняты уловом, что даже услышанное из порта: «Задачу вы выполнили» – было воспринято им как нечто второстепенное. Ни о чем ином, кроме улова, он и думать не мог. Даже война, опасность оказались оттеснены куда-то в сторону.

Больше рыбы, больше! Для тех, кто проливает свою кровь на фронтах, для их жен, детей, матерей. Несколько раз за сутки Иван Кузьмин спускался в трюмы, проверял, как прибавляется в чердаках треска. С лица его не сходило недовольное выражение. Не раз, глядя из рубки на неловкие движения матроса-новичка, он с трудом преодолевал знакомый зуд в руках. Взялся бы сам за нож да показал, как разделывают треску старые поморы.

Но капитан ничего не мог изменить. Запасы продовольствия таяли. «Ялта» должна была вернуться в Мурманск загруженной лишь наполовину.

При одной мысли об этом капитан мрачнел.

– Давай, ребята, давай! – гремел его голос. – Пока небо полыхает, старайтесь. Под утро погаснет наше освещение. Все отдохнете. Досыта!

Подогревать команду было незачем. Промысловый азарт охватил не только бывалых рыбаков, но и новичков, впервые стоявших у рыбодела.