Баурджан Момыш-улы - За нами Москва. Записки офицера.

— Ну тогда все, товарищ генерал!

Мы посмеялись над наивной хитростью Мамонова, Ко мне подошел связной и передал записку от Малика.

На листке, вырванном из полевой книжки, было написано по-казахски: «Тобын бастаран батыр — Тулеген екен» или «Вожаком батыров оказался Тулеген». Далее из наспех написанного я разобрал, что фамилия рядового Тохтаров, что он комсомолец и родом из Усть-Каменогорска.

На опушке леса, где мы вчера перед заходом солнца производили рекогносцировку, показалась группа людей.

— Вот и Клименко явился! — воскликнул Мамонов.

— Прикажите ему батальон задержать в лесу, а самому явиться ко мне, — приказал я.

— Синченко! — крикнул Мамонов моему коноводу.

— Слушаю вас, товарищ капитан, — откликнулся Николай.

— Скачи, братец, навстречу Клименко и передай приказание командира, чтобы он свой батальон оставил в лесу, а сам — бегом к капитану.

— Ясно, товарищ капитан.

— Ну скачи...

Николай Синченко, выполняя приказание начальника штаба, вихрем помчался навстречу капитану Клименко.

В грязном маскхалате, запыхавшись, прикатил на лыжах капитан Клименко — командир третьего батальона: высокий, стройный, красивый украинец. Он поспешно доложил:

— Товарищ капитан, вверенный мне батальон выполнил поставленную вами задачу и прибыл в ваше распоряжение.

— Вы немного задержались, товарищ капитан, — деланно упрекнул я его.

— Виноват, товарищ капитан, — вытянувшись, ответил Клименко, — задержались. По-честному говоря, я спешил к вам, товарищ капитан. Но все же виноват, — закончил свой рапорт Клименко.

— А где артиллеристы? — спросил я его.

— Беда, товарищ капитан, — он беспомощно развел руками, — беда с нашими артиллеристами: лошади не тянут, и они, бедные, подталкивают пушки, зарядные ящики и кричат: «Раз, два... взяли, шагом марш». Когда артиллеристы произносят «шагом марш», лошади делают два-три шага. Попытался: я помочь им... Повозились мы, продвинулись с полкилометра — буквально на людях тащили, а командир дивизиона мне говорит: «Что ж, и мы нужны, но ты нужнее нас. Давай, капитан, кати на лыжах к командиру полка».

Клименко я отдал приказание, мы договорились с ним о сигналах, условились, куда должен выходить его батальон по сложившейся обстановке.

— Только не медли, Клименко, все как положено, по-честному.

— Будьте уверены, товарищ капитал, я. и мои люди не подведем. Раз нужно, значит, надо сделать, — ответил он на прощанье.

Было уже три часа, и зимнее — солнце удлинило тени, когда начался обстрел наших позиций. Это не был сплошной огонь — невидимый крупнокалиберный дивизион вел обстрел пока только Бородина.

Разрывы; участились... Запылало несколько домов. Клубы дыма, расстилаясь, окутали село…

Началась шестая по счету контратака немцев. Она была самой отчаянной из всех его контратак.

На этот раз противник не распылял свои силы по всему фронту. Один за другим шли три эшелона ускоренным шагом. Наши ответили огнем. Немцы падали, но следом упорно шли следующие цели. Наш пулемет замолк. Немцы, проваливаясь в сугробы, бросились бегом и... ворвались в деревню. Резервный батальон, подтянутый к этому времени к Бородину, бросился им навстречу. Все перемешалось. Бой перешел в рукопашную.

Немецкий дивизион начал вести огонь на перелете с места происходившего побоища. Снаряды рвались впереди и позади нашего наблюдательного пункта, оглушая нас разрывами и свистом осколков.

— Гундилович, чего вы медлите? Слева помогай! — кричу в трубку!

Вдруг обстрел прекратился. Наступила резкая, до боли в ушах, тишина... В Бородине тоже тихо, только отдельная перекличка ослабевшего огня говорит, что там еще продолжается бой.

— В чем дело?

— Видно, кончились боеприпасы!

— И у немцев тоже.

С одного из холмов Бородина затрещал одиночный автомат, упрямо и настойчиво...

По траншеям бежали наши на помощь. Навстречу потянулись раненые.

— Тушите пожар, — распорядился я.

С удивлением я увидел пленных... Их вел молодой боец.

— Допросить и отправить в штаб дивизии, — говорю Мамонову.

Мухаммедьяров, вернувшийся из Бородина, вытер вспотевший лоб.

— Фу, кажется, и с шестой покончили... — Он помолчал, потом добавил: — Должен огорчить тебя, Баурджан: Малик просил передать, что боец его роты Тулеген Тохтаров геройски погиб в этой схватке.

Вечерело...

Хмурая туча снова поползла по небу. Легкий ветер погнал по земле снежную порошу...

— Не успели с немцами покончить, как вот вам, пожалуйста, — обернулся ко мне Мухаммедьяров, показывая на небо, — буран надвигается.

Мы смотрели, как ветер плавно вздымал легкие пылинки и кружил их. Казалось, будто дымок проносится над брустверами наших окопов.

— А вот, на горизонте, — показал я вдаль, — густая чернота.

— Снова буран, метель, вьюга, — повторил с болью в голосе Мухаммедьяров. — Не дает небо людям отдохнуть!..

Ветер «прибавил шаг», все быстрее и быстрее подгоняя легкую снежную крупу...

Как настораживаются олени, почуявшие приближение грозы, так и солдаты выглядывали из окопов и о тревогой всматривались в надвигающуюся черную завесу...

— Мамонов!

— Я! — очнувшись от глубокого сна, откликнулся Мамонов.

— Передайте командирам: людей в деревнях по домам не расквартировывать! Всем размещаться только в окопах. Костров не разводить, в домах — полное затемнение... Для обогрева людей устроить ниши в траншеях, подостлать солому. В каждом десятке трое на посту, пятеро спят в этой нише, а двое с лопатами непрерывно расчищают снег в окопах и секторах обстрела. Два офицера отдыхают, третий — обходит позиции. Организуйте круговое патрулирование разведчиков. Особое внимание — на Соколове... Вот все распоряжения на эту ночь.

Мамонов поежился, но, видимо, не от бьющей в лицо холодной струи ветра...

— Товарищ командир, ведь люди и так.. — начал было он.

— Что «и так»?.. — грубо прервал я его. — Неужели вы думаете, я не знаю, как трудно приходится людям? Вам не нравится, что я запрещаю нежиться в домах? Мы воспользовались предательским сном немцев в теплых домах. Я не хочу чтобы сегодня немцы воспользовались нашим сном. Если усталых и продрогших солдат завести хотя бы на час в хату, потом их и пушечными выстрелами не разбудишь...

— Я вас понимаю, Мамонов, — мягче добавил Мухаммедьяров, — но ничего не поделаешь — командир прав. Эту ночь надо перетерпеть. Вы поняли? — примирительно спросил он у насупившегося Мамонова.

— Понял, товарищ комиссар, — улыбнулся Мамонов и, обращаясь ко мне, козырнул. — Разрешите идти выполнять, товарищ капитан?

— Да, идите, — сухо ответил я.

Мамонов пошел выполнять приказ. Снег под его валенками скрипел и пищал, казалось, он шел, раздавливая осколки стекла.