Ружка Корчак - Пламя под пеплом

Гетто в Ошмянах тоже входило в «Вильнерланд» и подчинялось Генсу и Деслеру. В нем проживало 4000 евреев, согнанных из соседних местечек. Много в нем было женщин, стариков и детей. Мужчин немцы депортировали вскоре после своего прихода. Гетто жило в нужде. Местная полиция, караулившая ворота, не позволяла провозить мешки с продовольствием. Вот и все, что до той поры было известно в Вильнюсе об Ошмянах. Но теперь пошел слух, будто Вайс сказал, что в Ошмянах много безработных евреев, и что туда выехали литовцы.

Через несколько дней наша разведка разузнала, что полиция готовится к походу в Ошмяны со специальным заданием. И действительно, полицейские отправились через два дня, чтобы вместе с администрацией гетто и служащими бюро труда организовывать и налаживать работу.

Члены ЭФПЕО понимают, что перед нами снова разыгрывается обман, направленный на сей раз против евреев Ошмян. Штаб догадывается, что готовится массовое убийство, и мы решаем действовать.

Ситуация невероятно сложная. В районе Ошмян мы не знаем ни такой организации, ни людей, с которыми можно было бы вступить в контакт. Евреи заподозрят провокатора в любом чужаке, если он явится с призывом к сопротивлению. Трудно и проникнуть в гетто.

Командование поручило Лизе Магун эту важную и рискованную задачу: под видом арийки отправиться в Ошмяны и предупредить евреев о надвигающейся акции, объяснить им, что любая акция означает гибель, организовать молодежь для побега в ближние леса, призвать к сопротивлению, если немцы захотят их отправить на истребление.

В Ошмяны прибыла еврейская полиция во главе с Деслером. Ей оказывают радушный прием.

Деслер распорядился провести поголовную регистрацию. В течение двух дней, начиная с понедельника, его полицейские и вильнюсские чиновники выдавали всем желающим «шейны». Все «шейны» — розового цвета, и лишь незаметные буквы «А» и «Т» разделяют их на две категории.

Гетто успокоилось. От волнения перешли к надежде, что все будет хорошо, тем более, что не видно ни немцев, ни литовцев…

Такой была обстановка, когда Лиза прибыла в Ошмяны.

С трудом удалось ей пройти в гетто. Опознает один из вильнюсских полицейских — пропало дело. А гетто — на стороне полиции. Правильно ли штаб оценил положение, поверят ли ей евреи? И вот она объясняет, уверяет, предупреждает, что готовится ловушка, что занимаются тут не трудоустройством, а приготовлением к акции. Лиза призывает, пока возможно, бежать. Евреи ей не верят. Все получили «шейны». Лиза обращается к молодежи и начинает организовывать ее.

А тем временем между Вайсом и Деслером идут переговоры.

С 1500 человек договорились до 800, а затем — до 600, но после того, как составлены списки стариков, Деслер не может дать более 400. В конце концов, ударили по рукам: говоря словами Деслера, которые он потом сам же цитировал, «сто голов-плюс, сто голов-минус». Итак, 500! Гетто спасено.

Акция началась. О том, как она проводилась, пусть рассказывают Деслер с пособниками — документы и протоколы, которые пережили своих составителей, не нуждаются в комментариях.

«В среду в 10 утра я собрал офицеров и посовещался с ними, как проводить акцию. Обсуждали различные технические вопросы, например: что произойдет, если нам не удастся управиться с массой, и люди откажутся собраться на площади. Предложили собрать стариков в молельне. В Ошмянах — две молельни: старая и новая. Хотя я не из ортодоксов, я не хотел собирать людей, осужденных на смерть, именно в молельне. Поэтому я собрал там тех, кто оставался в живых.

Мы решили, что все евреи должны собраться на площади группами по своим местечкам — евреи из Ошмян, Ольшан и т. д. Во главе каждой общины — ее раввин. И чтобы в домах не осталось ни души.

Акция удалась. Все вышли из своих домов и пошли в молельню группами по 50, чтобы последние не увидали, что произошло с первыми.

Когда подошли первые 50, мои полицейские, присутствовавшие там, произвели селекцию, так как я хотел спасти молодежь и интеллигенцию — наше будущее.

В среду мы через каждые несколько часов перед акцией выясняли, как настроено население. Член местного юденрата сказал мне: они готовы принести жертву — лишь бы дело на этом закончилось.

Мы очутились перед новой проблемой. Вправе ли мы отбирать людей? Не лучше ли привести литовцев? Господин Генс послал мне в четверг 6 литовцев из «зондеркоманды» и выразил пожелание, чтобы они присутствовали у молельни и делали все, что им прикажут, так, чтобы казалось, будто евреев отбирают литовцы. Однако я оставил литовцев дома. Во-первых, из опасения, что евреи могут испугаться, а, во-вторых, нельзя гарантировать, что эти убийцы не откроют стрельбу, и тогда ответственность легла бы на нас.

Мы провели все своими руками. Молельню заперли. И мы направились к месту казни. Людей мы отбирали в соответствии с указаниями местного юденрата.

Собрали людей на площади и пошли по домам искать прячущихся. На площадь прибыли подводы. Мы погрузили людей и повезли. Время было — час дня. Толпу в молельне я задержал, чтобы поуспокоились. В три пополудни я прекратил акцию, собрал полицейских и тогда открыл молельню. Был отдан приказ всем расходиться по домам и не собираться на улицах.

В тот вечер, завидев нас, люди бросались бежать. Но назавтра евреи поняли, что мы их спасли».

Это излагает Деслер. Далее — Лев, главный его помощник:

«В продолжение акции нас сильно раздражали литовцы из «Ипатинга», которые стояли на площади и равнодушно наблюдали. Нам казалось, что они в душе издеваются над нами и злорадствуют по поводу того, что мы делаем. Это на нас дурно повлияло».

Ицхак Тувин, депортировавший обреченных из гетто:

«В день акции мне поручили собрать людей в хедере. Здесь составлялись списки. В большинстве — это были старики, не пригодные к работе.

Потом прибыли телеги, и полицейские погрузили людей. Я пошел в молельню к собранным там и сказал, что делать нам это очень трудно, но было бы куда хуже, если бы это делали литовцы.

В четыре часа я выехал с телегами. Со мной ехала женщина, сказавшая: «Мне 57 лет, и жизнь моя кончилась. Не так это страшно. Мы, евреи, живущие под немецким крестом, все мы обречены на смерть. Я-то свои годы отжила, но одни гибнут молодыми, другие попозже».

Во время акции Лиза находилась в гетто. Когда она туда явилась, она не знала, как обернется дело. Но о себе, о том, что может слететь ее собственная голова, и что было бы «разумней» уйти из гетто до акции — об этом она не думала.

Молодежь откликнулась на ее призыв. В последнюю ночь, в ночь на среду, когда гетто спало тревожным сном, Лиза в последний раз встретилась с отдельными группами ошмянской молодежи, которая всего несколько дней назад представляла отчаявшихся одиночек, не видевших выхода. В ту ночь они покинули местечко, держа путь в леса, в неизвестность.