Ян Лысаковский - Партизаны

— Жалко, что он это не написал, — сказал майор. — Офицеру должен быть известен армейский порядок.

— Иначе нельзя было.

— Кем вам доводится Татьяна Рубцова?

— Невестой. Мы должны были пожениться, но началась война. И именно тогда мы потеряли друг друга. Могу я ее увидеть? — Нетерпение его все более возрастало: время, отведенное для встречи с Таней, быстро таяло.

Майор задумался, постукивая пальцами по столу.

— Вы, видимо, знаете, кто мы такие.

— Догадываюсь.

— Военному человеку нет необходимости объяснять, что такое специальная часть.

— Меня интересует только Таня.

— Ну что же, такой товарищ есть у нас.

— Могу ли… — У Антека перехватило дыхание.

— К сожалению… сейчас она выполняет боевое задание.

— За линией фронта? — невольно вырвалось у него.

И Коваль с горечью подумал о том, что судьба несправедлива к нему. После стольких препятствий…

— Военный, а такие вопросы задаете, — с легким осуждением сказал майор.

— Это опасно?

— Вся война — это опасность. Ни у одного из нас нет гарантии, что вернется домой.

— Вы же понимаете, почему я спрашиваю, — тихо произнес Антони.

— Понимаю. Нам тоже жалко посылать молодых девчат. Они должны жить не так. Но что поделаешь — война.

— Буду писать письма.

— Мне? — улыбнулся майор.

— Вам, — серьезно ответил Антони. — Вам, чтобы не забыли напомнить ей обо мне. Когда вернется…

— Не забуду, браток. — По лицу майора пробежала тень. — Сам жду сына.

— Товарищ майор, — попросил Антони, — расскажите мне что-нибудь о ней.

— О ней? Ну что ж, она солдат… — Майор смотрел на сидевшего перед ним человека. Безусловно, тому хотелось бы точно знать, не забыла ли. Ведь прошло уже столько лет, она могла решить, что он погиб, что никогда не вернется. — Она солдат с большим опытом, — сказал он наконец. — Сражалась в рядах белорусских партизан, потом попала к нам. Писала письма, искала Антони Коваля. Ответов не было, а она ждала. Теперь уже знаю, как выглядит этот Антони Коваль. — Он улыбнулся. Да, как мало и как одновременно много нужно человеку: всего несколько слов, но каких — о том, что тебя любят, помнят, ждут. Возможно, они никогда не встретятся, однако даже умереть легче, когда знаешь, что тебя ждут.

— Мне пора, — поднялся Антони.

— Оставьте мне номер вашей полевой почты, — напомнил ему майор.

Антони уходил с чувством великого облегчения. Жива… Вышла живой из белорусских лесов. Жива…

Обратно ехал на попутных машинах. При въезде в Люблин его задержали на контрольном пункте. Пришлось ждать начальника пункта, который, как назло, ушел в штаб. Лежал на траве, время от времени посматривая на солнце, которое медленно клонилось к горизонту… Не сдержит слово, данное командиру батальона. Опоздает… Уже хотел бежать на поиски сержанта, когда заметил приближавшегося к нему офицера.

— Дождь будет, — подошел он к нему, прихрамывая. — Рана так и разрывает ногу на части. А вы по какому вопросу? Задержанный? Нехорошо, поручник…

Антони решил рассказать все. Тот слушал его внимательно.

— Вы знаете, что нарушаете дисциплину?

— Знаю.

— Знаете, а делаете по-своему, — вздохнул офицер. Он оглянулся и кивнул сержанту: — Марунь, останови какую-нибудь машину для поручника.

Антони хотел поблагодарить, но тот нахмурился:

— Езжайте в свою часть. — А минуту спустя спросил: — Ждала?

— Ждала. Тоже воюет, — похвастал Коваль.

— А ты не будь дураком! — внезапно взорвался офицер. — Воюет… Сделай ей ребенка и пусть едет в тыл. Пусть останется живой…

Неожиданный поворот в разговоре поразил Антони. Он не обиделся на офицера, ибо тот искренне заботился об их любви. Опешил только, так как все эти годы он не думал о Тане как о женщине. Тосковал по милому образу, и только…

Автомашину поймал как раз вовремя. Два советских солдата охотно согласились подбросить его. Быстро проскочили через Люблин. По мере того как Антек приближался к фронту, мысли его все больше сосредоточивались на делах повседневных. Въехали в лес. И вдруг машина резко затормозила. Коваль приподнялся немного и увидел впереди красные огни. Снова контроль? Свет ручного фонарика ослепил его. Около машины стояло несколько разномастно одетых людей.

Шофер, заметно обеспокоенный, спросил:

— Кто вы такие?

— Поляки, — ответил молодой голос.

— Поляки? Хорошо, — обрадовался шофер.

— Выходите! — скомандовал молодой. — Немедленно.

— Зачем? — спросил Антони, прикрывая глаза рукой от света.

— Ого! Тут товарищ в польском мундире. Вылазь!

Их поставили возле машины.

— Послушайте… — начал Коваль.

— Заткнись, — прервал его молодой, — документы!

Ствол автомата уперся ему в бок.

Выхода не было, Антони достал удостоверение. Стоявший перед ним человек передал его другому. И тогда послышался шум мотора.

— Сокол, этих в лес, — скомандовал молодой. — Морды в мешок — и тишина. Остальные по местам.

Внезапно шофер ударил ближайшего к нему человека. Напарник шофера ударил другого. Завязалась борьба, раздалась очередь из автомата. Антони ударил стоявшего перед ним человека, прыгнул за машину. Выхватил пистолет. Незнакомцы переключили внимание на подъезжавшую машину, и это дало возможность Ковалю скрыться. Долго бежал, налетая на деревья, цепляясь за ветви, путаясь в кустах. Стрельба на шоссе затихла.

Набрел на какую-то узкую стежку и пошел по ней, держа пистолет наготове. Кто это был? Немцы? Мундиры польские… Хотя переодеть можно каждого. Но это язвительное замечание в его адрес… Чужие так сказать не могут. Значит, поляки… Видимо, из НСЗ. Если бы не случай, лежал бы сейчас в лесу с пулей в голове.

В нем росла злость. Холера ясная, с кем здесь разводить дискуссии?! Цацкался с этим Рафалом, позволил ему уйти с оружием. Может, тоже нападают на дорогах? Сердобольный коммунист… С реакцией нельзя по-хорошему. Необходимо действовать решительно. Участились случаи сопротивления. Теперь не ограничиваются злобной пропагандой, начинают стрельбу…

Под утро добрался до густого молодого леса, который показался ему довольно надежным укрытием. Решил отдохнуть. Сначала хотел просто посидеть, покурить, но потом усталость взяла верх, и он сам не заметил, как уснул. Проснулся уже после восхода солнца. На иглах сосен сверкали капли росы. Он потянулся, немного помахал руками, чтобы разогнать остатки дремоты. В свете дня лес не казался таким враждебным. Даже ночные события немного утратили свой драматизм. Необходимо пойти в ближайшую деревню, доложить властям, что произошло, а затем возвратиться в полк. И тогда Антони вспомнил, что его документы остались в руках бандитов. Вещмешок — также. Он проголодался, да и махорки осталось на одну цигарку.