Александр. Омильянович - Смысл жизни

Вдруг мощный взрыв заглушил все. Еще эхо взрыва не смолкло в городе, как два новых взрыва потрясли воздух.

В городе завыли сирены. Люди прятались в подворотнях. Движение остановилось. Работники бюро высыпали из служебных помещений в коридор с криками: «Воздушная тревога! В убежище!»

Бергер, возбужденный до предела, стискивал кулаки. Он не в состоянии был оторваться от окна, глядя в направлении авиабазы. Именно там лизал небо колыхающийся столб пламени и поднимались клубы черно-желтого дыма.

Дома и улицы опустели. Перепуганные обыватели попрятались в бомбоубежище, решив, что польские самолеты бомбят Элк. В сторону аэродрома с пронзительным сиренным воем мчались машины пожарной охраны.

На следующее утро Бергер узнал, что уничтожено два бомбардировщика, частично загруженных бомбами, повреждено еще несколько самолетов и убито около двадцати немцев. Этот случай расследовала специальная комиссия, составленная из офицеров ВВС, абвера и гестапо. Комиссия подтвердила, что взрыв не случайность, а акт саботажа. Было решено любой ценой найти диверсанта. Щупальца гестапо зашевелились.

Бергер работал как обычно. Бывал на станции, в воинских частях, на аэродроме. Отдавал распоряжения, разбирал стопы служебных бумаг. Он стал лишь более осторожным.

Спустя три дня после диверсии около полудня кто-то без стука отворил дверь в комнату Бергера. Вошли двое молодых гестаповцев.

— Хайль Гитлер! Господин Бергер? — спросил один из них.

— Да, это я, — последовал спокойный ответ.

— Вы были в тот памятный день на станции, где перегружалось горючее?

— Конечно. Я ежедневно бываю там, порой по нескольку раз.

— А на аэродроме вы тоже были тогда?

— Нет.

— Хорошо. Поедете с нами в гестапо, таково распоряжение гауптштурмфюрера Герица.

— А в чем дело, господа?

— Там узнаете.

— А это надолго?

— Прошу не задавать вопросов. Идемте!

— Хорошо. Только уберу бумаги.

Один из гестаповцев подошел к столу и, раскуривая сигарету, наблюдал за движениями Бергера. Другой, повернувшись спиной, смотрел в окно. Бергер, спокойно перекладывая бумаги в выдвижной ящик стола, молниеносно оценил обстановку.

«Наверно, они еще ничего определенного не знают… Это не похоже на арест… Они только подозревают, — мысленно успокаивал он себя. — Но лучше — бежать. С этими двумя я справлюсь…»

Бергер наклонился над столом и сильным толчком свалил его на стоящего рядом гестаповца. Прежде чем другой успел обернуться, Бергер всадил ему в спину две пули, затем дважды выстрелил в гестаповца, придавленного столом, и бросился в коридор. Проскочил между ошарашенными стрельбой немцами. Выскочил из дома. Никто не препятствовал ему…

Он нажал на стартер «оппеля» — машина с места рванулась вперед. Одна, вторая, третья улицы… Вот «оппель» вылетел за город, наконец — спасительный лес… Бергеру казалось, что его автомобиль, делая на бешеной скорости крутые повороты, обгоняя машины и пешеходов, соскочит с шоссе, разлетится на части. Стрелка спидометра указывала на цифру сто.

За Шибой Бергер повернул на шоссе к Пишу. После почти получасовой бешеной езды машина оказалась в Пишской пуще и съехала на боковую проселочную дорогу. Здесь Бергер остановил машину и только теперь почувствовал, что он весь мокрый и у него дрожат все мышцы. Он быстро переоделся в гражданскую одежду, спрятал радиостанцию, разбил молотком мотор, кузов, стекла, потом забрал оружие и лесом двинулся на юг…

Бергер, голодный, обросший, измученный, шел уже несколько дней, избегая дорог, мостов. Его утешала мысль, что Варшава уже близко. По ночам он видел зарево пожаров и слышал артиллерийскую канонаду. Он знал, что столица окружена, но полагал, однако, что в кольце окружения есть проходы, через которые он сможет пробраться в сражающуюся столицу. Несмотря на страшную усталость, Бергер чувствовал себя счастливым, что именно так он закончил свою разведывательную карьеру в Восточной Пруссии.

Той ночью Бергер решил попытать счастья. Он полз по трясине вдоль речки. Знал, что находится вблизи польской линии обороны. Перед ним показались какие-то строения. Бергер обошел их и, двигаясь дальше, видел уже очертания предместьев Варшавы. В этот момент его остановил окрик: «Стой, кто идет?!»

Бергер как вкопанный застыл на месте, подняв руки вверх. Его окружили несколько польских солдат.

В апреле 1940 года в штабе сухопутных войск вермахта состоялось одно из очередных секретных совещаний. На массивных столах в конференц-зале были разложены штабные карты восточных приграничных районов третьего рейха и оккупированной Польши. Рядом громоздились портфели с секретными схемами и планами. Уже длительное время дискуссия велась по поводу сооружения опорных пунктов вдоль восточной границы рейха. В этот же день обсуждался вопрос об укреплении пограничного участка от Вижайн до Хомонтовиц, то есть прежнего пограничного разделения района Сувалок и Восточной Пруссии.

Офицеры инженерных войск, выслушав указания генерала, проводившего совещание, высказали свои соображения. Они предложили возвести в пограничных районах железобетонные укрепления, оснащенные легкими полевыми и противотанковыми орудиями и тяжелыми пулеметами. Ведение фортификационных работ в районе Сувалок было поручено майору инженерных войск Хорсту Ренеке из штаба 1-го военного округа в Кенигсберге. Было решено незамедлительно приступить к фортификационным работам, а закончить их намечалось в течение года.

После совещания в штабе прошел месяц. В поселки Пшеросль и Филипув, а также в деревни приграничной зоны прибыли подразделения инженерных войск, строительные группы организации Тодт и специалисты по строительству укреплений.

Фортификационные работы проводились в глубокой тайне. Никто из посторонних не имел права приближаться к районам, где вырастали шершавые стены железобетонных бункеров, укрытые от любопытных взглядов высокими заборами. Эти работы обеспечивались отделением абвера «Несте» в Гижицко и ее филиалом в Сувалках, которые возглавлялись двумя офицерами — зондерфюрером Шпитценпфайлем и лейтенантом Вайхером.

Вся линия фортификационных сооружений была разделена на пять участков. Быстрее всего велись работы на участке Филипув — Пшеросль, то есть на важнейшем стратегическом направлении всей линии.

Наступила весна 1941 года. «Сувалкский выступ» — так обозначался район Сувалок в плане «Барбаросса» — приобрел важное стратегическое значение. Отсюда планировался один из главных ударов 3-й танковой группы генерала Гота и 9-й армии генерала Штрауса по Советскому Союзу. Здесь велись не только работы оборонительного характера, но также строились дороги, мосты, аэродромы. Себе на помощь немцы согнали тысячи жителей Сувалкского района.