Василий Алексеев - Россия солдатская

Через час Григорий и Розанов ехали на подводе через густой, похожий на тайгу лес по направлению к деревне Давыдково. Дорога пересекла речушку. Григорий остановил лошадь около гнилого мостика, слез и подошел к перилам. Речка, бурная и стремительная, вырывалась из-за поворота, стесненная с двух сторон каменными глыбами. Все дно ее было усеяно большими валунами, между которыми клокотала пена. Ели таинственно и мрачно тянули к воде ветви, покрытые мхом. Где-то за этими лесами Новгород, — подумал Григорий, — колыбель русской государственности. Говорят, он уже занят немцами. В свое время Александр Невский не дал ордену захватить его, но поехал в орду с поклоном понимая, что драться с татарами не время. Мы готовы поступить наоборот: кланяться немцам, чтобы победить Сталина.

Александр Невский предпочел орду потому, что она требовала дани, но не посягала на внутреннюю жизнь народа и уважала религию. Орден же грозил физическим и духовным порабощением. Теперь полное порабощение несет коммунизм, а немцы, вероятно, потребуют только дани, Какой? Так или иначе, у нас нет другого выхода.

— О чем это вы философствуете? — раздался сзади голос Розанова.

Григорий обернулся. Александр Владимирович смотрел на него серьезно и внимательно.

— Так… вспомнил русскую историю, — усмехнулся Григорий, — Александра Невского…

— Надеюсь, не по фильму? Там ведь показана только одна сторона его деятельности, — осторожно заметил старик.

Странно, — подумал Григорий — Очевидно намекает как раз на то, что мне пришло в голову. До 22-го июня, при самых благоприятных условиях, мы с ним начали бы подобный разговор не раньше нескольких месяцев знакомства.

— Времена очень изменились, — начал было Розанов, но замолчал и пошел к подводе.

Поехали дальше. Давыдково лежало на большой поляне, окруженное кольцом леса.

— Зачем здесь строить укрепления? — удивился Григорий, ведь по всей вероятности весь этот район либо обойдут, либо не возьмут вообще.

— Не ищите во всем логики, — ответил Розанов. — Я уже рыл один раз окопы под Ржевом — так можете себе представить, там устроены противотанковые рвы длиной в несколько десятков километров. Труд невероятный, а стоит такой ров перейти в одном месте и вся эта работа идет на смарку… а трава осталась нескошенной, что будет со скотом зимой?

Григорий вспомнил приказ Сталина и подумал: — В самом деле, придут немцы или нет, но для народа уже готовы «невыносимые условия существования».

Крестьяне встретили Григория и Александра Владимировича более чем враждебно, и Григорию стало понятно, почему именно он, а не кто-либо из партийцев послан в качестве квартирьера.

— У нас комсомольцы-хулиганы запасли было бутылки с керосином, деревню жечь, — прямо заявила одна разбитная, задорная бабенка, — а старики их всех побили. Вы как хотите, а дома жечь мы не позволим.

— Так это, мать, наверное были бутылки против немецких танков приготовлены, — возразил тоном провокатора Розанов, — вон, в Финляндии, когда наши наступали, то их и старики, и старухи и дети даже обстреливали!

— Не знаю как в Хвипляндии, — вспылила бабенка, — а только мы свои дома жечь не позволим… да и ямы вы здесь будете рыть совсем даже напрасно!

— Мы, мать, тут не причем, — спокойно ответил Розанов. — Мы сами от власти пострадали: в концлагерях срок отбыли.

Бабенка сразу помягчала и даже предложила поставить самовар. Григорий с удивлением посмотрел на старика. Голубые глаза лукаво улыбнулись.

— Вы меня не бойтесь, — сказал Розанов, — я ведь тоже на канале работал и так же, как вы, уволен. А вас я знаю через свою хозяйку — она с вашей хозяйкой дружит.

На минуту привычная подозрительность проснулась в Григории, но, посмотрев еще раз на старика, он решил, что тот не может быть провокатором.

Работа квартирьеров состояла в том, что они обходили всю деревню, дом за домом, и определяли, сколько человек можно поместить на освобожденной хозяевами площади. Хозяевам оставлялась кухня, иногда какая-нибудь коморка. Северные избы были большие, добротные, но, подсчитав имеющуюся площадь и разделив ее на количество рабочих, Григорий получил цифру менее двух квадратных метров на человека. Это значило, что ночью можно будет спать, только использовав каждый сантиметр пола, вповалку от дверей до окон. Много неприятностей создал вопрос с посудой: бабы заранее отказывались готовить на рабочих и не хотели давать свои котлы и горшки. Григорий умел говорить с народом, Александр Владимирович внушал уважение возрастом и благообразной внешностью, но отношение ко всем мероприятиям власти было настолько враждебное, что уговаривать крестьян смириться с последствием вселения к ним рабочих было очень трудно.

По крайней мере лично убедился, что для развития партизанского движения против немцев почвы нет. Они скорее пойдут против большевиков, — думал Григорий.

После изнурительного дня заночевали у одного старика-старообрядца. Жил он в двухэтажном доме с массивными ставнями и крепко запертыми воротами, В просторной комнате внизу хозяин постелил гостям на сдвинутые лавки перины в домотканных чехлах, положил большие серовато-белые подушки и одеяла. Сели ужинать. Григорий и Александр Владимирович достали хлеб и привезенные из дому сало и сахар. Хозяин все время искоса наблюдал за ними, потом подсел к столу, подперев сивую бороду загорелой ладонью, хитро блеснул глазами и спросил, как бы небрежно:

— Что же, укрепления строить будете?

— Линию Сталина, — ответил иронически Александр Владимирович.

— Вы кто же такие будете, инженеры или по партийной линии?

— Самые обыкновенные рабочие: позавчера мобилизовали, а сегодня уже у вас, — ответил Розанов.

— Вот как… — неопределенно протянул хозяин и лукавые искорки в его глазах погасли.

— А давно Новгород взяли? — спросил Александр Владимирович.

Хозяин стал серьезным.

— Всего несколько дней. Спервоначала у нас тут паника была: комсомольцы хотели деревню жечь, но старики не дали. Хватит нам этого! — вдруг закончил хозяин решительно и посмотрел на Григория и Розанова странным, диким взглядом.

— Старик с характером, настоящий кулак, — подумал Григорий. — Как такой уцелел?

— Хватит с нас! — сказал еще раз хозяин. — Один раз сделали революцию и довольно!

— Помещиков в 17-ом году громили? — не без ехидства спросил Александр Владимирович.

— Нет, — дико-злобное выражение лица крестьянина сменилось неуверенно самодовольным. — Нет, самую эту что ни на есть настоящую революцию я начинал в феврале 1917 года, в Петрограде в Волынском полку был.

Григорий насторожился. Глядя на бородача-старообрядца, трудно было представить себе солдата Волынского полка, начинавшего революцию. Александр Владимирович сразу ощетинился и молча жевал хлеб. Хозяин не заметил этого и сидел, поглощенный воспоминаниями.