Вячеслав Науменко - Великое Предательство:Казачество во Второй мировой войне

Началась усиленная работа агентов — советских партизан, чтобы подорвать моральный дух станиц и заразить им боевые полки. Желая это предотвратить, Новочеркасская станица стала выставлять на ночь патрули и засады. Потеряв в одну ночь одного убитого, в другую ночь повешенного, усилили засады. Наконец удалось поймать агента с важными бумагами и рекламациями. Препроводили его в штаб Походного атамана и ждали дальнейших событий. Каково же было недоумение и негодование казаков, когда узнали, что агента отпустили. На вопрос Окружного атамана, почему так поступили, в штабе ответили: «У нас нет времени и места этим заниматься». А между тем, гауптвахта была заполнена офицерами и казаками дивизии генерала фон Паннвица, приезжавших навестить своих родных. Генерал Шкуро, приезжавший в то время, с разрешения начальника штаба посетил гауптвахту и был возмущен виденным и слышанным. В результате его посещения будто бы без разрешения ему было запрещено появляться в районе Казачьего Стана.

Но скоро партизаны перешли от слов к делу. В конце сентября они сделали налет самолетов на Сводно-казачью станицу в авиационном городе у города Озоппо. За пятнадцать минут было убито свыше ста человек и еще больше ранено — в большинстве детей, женщин и стариков. Говорили, что это бомбардировали англичане, летевшие на Вену. Вряд ли эскадрилья стала бомбардировать какую-то толпу в горах. Впоследствии, партизаны не один раз бомбардировали станицы и даже Толмеццо. Затем партизаны стали подстреливать одиночных казаков, удалявшихся от станиц, и всячески терроризировать население.

В средних числах октября партизаны предприняли крупное наступление на Алессо — центр донских станиц. Последним приказом Походного атамана в станицах забрали для пополнения полков всех способных двигаться. Не тронули хор трубачей и певчих. Станицы остались почти без охраны, там оставались только полиция и команды стариков от 65 лет и старше для внутренней охраны. Это стало известно партизанам. Ночью они напали на станицы с трех сторон.

Случайно, по шуму падающих камней, их нападение было обнаружено сторожевым охранением полиции. Секрет открыл огонь. Окружной атаман по тревоге собрал трубачей, певчих и стариков охраны, указал им линию обороны, и завязалась перестрелка. Партизаны заранее подготовили свое нападение, обрезав телефонные провода к Толмеццо и Джемоне, откуда могла прийти помощь.

Город Алессо находился в ущелье гор. Западную часть его обтекала горная речка, а с востока болотистая местность. Единственный путь отступления — через мост в южной части города, куда, по расчетам партизан, должны были устремиться жители, скопившиеся на площади у моста. Туда и сосредоточили они всю силу огня бомбометов. Но населению было приказано не выходить из домов, что и спасло от массовой гибели людей.

Казаки ответили партизанам залпами и пулеметным огнем, чего последние не ожидали. Бой шел около часа, а потом постепенно стал затихать. Ввиду того, что наибольшая опасность ожидалась с севера, так как с этой стороны не было естественных преград, там и была сосредоточена большая часть защитников. Благодаря каменной ограде по окраине Озоппо удалось избегнуть потерь. Было только несколько раненых осколками гранат и камней.

Не ожидавшие встретить такой отпор партизаны отступили. Высланная на рассвете в горы разведка, обнаружила следы крови, окровавленные тряпки и груды гильз.

Итальянский священник рассказывал, что партизаны понесли значительные потери при отступлении.

Командование СС убедилось, что станицы представляют ценность. Это было лишним плюсом для Походного атамана и подняло его престиж еще выше в глазах Глобочника. К тому же и полки провели блестящую операцию, так нужную ему.

Доманов был необходим СС, он это отлично понимал и почувствовал себя менее связанным с Главным казачьим управлением. Не спрашивая Окружных атаманов, он снимал с должностей неугодных ему лиц, назначая других. В Донских станицах снял атамана Сальской станицы, бывшего участника Белой борьбы, а назначил некоего профессора П. Сменил там и начальника полиции, заменив его другим, опознанным казаками как бывший чекист. Наконец, после совещания с Окружными атаманами и командирами боевых отрядов, вызванных для этого, а также и высших чинов, занимавших ответственные должности, он попросил их высказать свое мнение о Казачьем Стане. Кажется, на другой день получили извещение из штаба сдать свои должности и немедленно выехать из Казачьего Стана: командующий боевым отрядом генерал Бородин, доблестный терец В. Вертепов, намечавшийся в свое время на должность Походного атамана после смерти полковника Павлова, и еще кое-кто. А также были смещены некоторые командиры полков. Не тронули пока тех, кто был лично назначен самим генералом П. Н. Красновым. Неважным стало положение помощника Походного атамана, впоследствии генерала, Васильева и Окружного атамана Терских станиц. Им Дома-нов предъявил какое-то обвинение, но на этом и остановился. Васильев в частной беседе предлагал сообщить обо всем письменно П. Н. Краснову. Но вся почта шла через штаб Походного атамана, а поэтому стали ждать приезда генерала С. Н. Краснова. Он приехал, но, к сожалению, лишь на два дня. Он посетил Донские станицы и был информирован Окружным атаманом о сложившейся ненормальной обстановке, подтвержденной свидетелями и документами.

Генерал С. Н. Краснов, знавший Казачий Стан лишь по донесениям Доманова генералу П. Н. Краснову и видевший лишь внешнюю сторону его жизни, которая была несравненно лучше, чем в Белоруссии, просто отказывался верить. Однако он этими сообщениями был очень обеспокоен. И сказал, что завтра же возвращается в Берлин, где доложит обо всем П. Н. Краснову. Об отставке, которую просил Окружной атаман, он не хотел слышать и просил продолжать работу на пользу казаков, обещая вскоре вернуться.

А за это время жизнь в Казачьем Стане приняла довольно странный характер. Неожиданно, как по команде, расцвел пышным букетом советский «подхалимаж». Доманова превозносили на словах и в газетах до небес. Писали в честь его стихи, в статьях восхваляли как спасителя казачества, выведшего его из СССР. Имя Павлова запрещалось произносить и т. д. Производство же в генералы вскружило голову бывшему вахмистру. Теперь уж к нему доступ был невозможен, и просителей принимали чины штаба. В день его производства газеты дошли до предела подхалимства. Некий «борзописец» написал в газете Стана почти дословно так: «Не только жители Стана ликовали по случаю этого производства, передавая радостную весть друг другу, но и месяц как бы радостно улыбался, посылая приветствие достойному генералу-атаману». — Особенно же превзошел всех Э. Э. Радке, восхваляя Доманова. Оставшись в Стане после того, как был отозван майор Мюллер, он подружился с Домановым и чувствовал себя вторым лицом после него. Не знал он, что спустя месяц, Доманов просто выбросит его из Стана, отобрав корову и кое-какие вещи. С горечью, уже в Зальцбурге, Радке поносил Доманова, обвиняя его чуть ли не в связи с НКВД.