Глеб Бобров - Солдатская сага

Не повезло мужикам — сухпай, скорее всего, им вовремя не подкинули, а кишлаков на такой-то высоте оказалось, к сожалению, не густо…

Самыми результативными боевыми операциями в нашем полку всегда считались операции по реализации разведданных. Основное отличие их от всех остальных заключалось в том, что подразделения выходили не просто куда-то в горы или в предполагаемый душманский кишлачок, а в конкретное, заранее «вычисленное», находившееся под наблюдением место. Все что угодно: район ночлега правоверных или зимней стоянки их мобильных отрядов, баз оружия или провианта, либо просто населенный пункт — личная собственность какого-либо влиятельного духа.

Операции подобного рода отличались еще и тем, что всегда были тщательно и четко спланированы. Проводились они быстро — без изнурительной, выматывающей нервы подготовки и, что для солдат самое главное, — без многочасовых убийственных горных переходов на виду у всей провинции.

Разведданные поставляли в полк две «фирмы»: разведуправление армейская структура и спецподразделение «Кобальт» — структура КГБ (во всяком случае — нам так говорили, правда сейчас выясняется, что все же МВД). И те, и другие жили в городе вместе с военспецами (и сами являлись таковыми), в расположении части они появлялись весьма редко и были окружены сияющим ореолом секретности и таинственности, а следовательно, и огромным количеством самых невероятных слухов. На боевых выходах представители разведуправления или «Кобальта» были не частыми гостями. Например, начальника разведки я почти за два с половиной года службы видел в горах только один раз, во время бахаракской колонны в марте 1983 года.

О деятельности армейской разведки мы вообще не знали ничего. Известна была только фамилия начальника, молодого полковника с внешностью героя-комбата — Орлов. После демобилизации из разговоров с другими «афганцами» я выяснил, что и в других гарнизонах, раскинутых от Джелалабада до Хайратона, начальники разведок носили ту же фамилию (впрочем, я не настаиваю — у меня всего два свидетельства).

С «Кобальтом» дела обстояли немного иначе. Офицеры этой группы намного чаще ходили с нами, правда, исключительно на «свои» реализации, либо принимали участие в крупных полковых акциях (на месте оперативно отсеивали «материал» — пленных). Неоднократно «Кобальт» и сам проводил операции. Для этой цели ему выделяли какое-либо подразделение второго батальона, чаще всего одну роту.

Нам были известны основные методы их работы, вернее — казалось так. Да никто и не делал из них особого секрета. Половину оперативной информации кобальтовцы добывали через стукачей (по определению начальника политотдела части — «прогрессивной части местного населения, вставшей на решительную борьбу против незаконных бандитских формирований мятежников») и внедренных в группировки моджахедов агентов из числа ХАДовцев, присылаемых по обмену из соседних провинций (так они утверждали, во всяком случае). Вторую половину данных «Кобальт» добывал у пленных.

Нетрудно представить, какие жуткие, леденящие кровь байки ходили в полку о том, что делают с духами в «Кобальте». Все, естественно, исходили из собственного опыта «общения» с захваченными в плен. И это невзирая на постоянную угрозу трибунала. Реального, а не мифического.

Но, как выяснилось впоследствии, все эти слухи оказались ложью. По рассказам моего земляка, сержанта погранвойск Александра Лунева, все время прослужившего в охране «Кобальта» (вот уж точно — «блатная служба»: два года в кроссовках и джинсовом костюме!), рядовой состав при допросах пленных никогда не присутствует. Воплей и криков тоже никто из солдат не слышал. Правда, частенько после очередного «посетителя» в мусорном ведре находили использованные ампулы от неизвестного препарата. Но это, опять-таки, ни о чем не говорит. Когда пленных передавали из «Кобальта» в ХАД, вид они имели вполне нормальный и пребывали в добром здравии, чего не скажешь об их душевном состоянии — в местной госбезопасности, ХАДе, пленных либо сразу отпускали, либо сразу «шлепали». Другой диалектики там не признавали.

Мы относились к офицерам из «Кобальта» с известной опаской и в то же время с определенным уважением. На боевых выходах они показывали себя с самой лучшей стороны. Это мы ценить умели.

За два года, проведенные в ДРА, я дважды был свидетелем расстрела, и оба раза именно на операциях по реализации разведданных и в присутствии офицеров «Кобальта».

Но вначале небольшая предыстория.

У советского солдата, помимо его основной обязанности или специальности, есть еще несколько — внештатных, так называемая «взаимозаменяемость». Любой старослужащий солдат (если не дебил, конечно) в случае необходимости может принять на себя командование отделением или даже взводом, работать из любого вида стрелкового оружия (в том числе и орудий БМП), провести несложные реанимационные мероприятия и оказать раненому первую медицинскую помощь, снять простую мину и прочее.

У меня благодаря болезненно-педантичному складу характера была целая гирлянда подобных побочных специальностей и обязанностей, в том числе внештатный санинструктор взвода. Я всегда носил с собой несколько перевязочных пакетов, пяток жгутов, половину командирского промедола и был обязан заниматься всеми ранеными взвода и роты до подхода профессиональных медработников.

В начале февраля 1984 года ко мне подошел фельдшер батальона и предложил принять участие в проводимой шестой мотострелковой и одним из взводов разведроты операции по линии «Кобальта» в качестве штатного санинструктора. У нас во втором МСБ было два медбрата, но оба в это время находились в госпиталях.

Я не помню случая, чтобы солдат одного подразделения официально участвовал в операции чужой роты. Даже временно и даже санинструктором. Ведь все «временное» очень быстро превращается в постоянное, а должность «санинструктор батальона» — тыловая, и у нас к подобным вещам относились ревниво. Я горячей радости идти на операцию «чужаком» не изъявил и, совершенно уверенный, что меня не отпустят, послал фельдшера к старшему лейтенанту Пухову.

Но мои расчеты не оправдались. Прапорщик медслужбы оказался парнем ушлым. Он нашел к Пухову какой-то особый подход, и тот предоставил нам право все решать самостоятельно. Я подумал-подумал и согласился.

Выходили мы ночью. Я пошел налегке, взял лишь бронежилет, пару «эфок», АКС взводного да десяток длинных магазинов. Ротный лично проверил мое снаряжение, отдал собственную коробку обезболивающего и пару пачек цивильного «Ростова». Потом отвел меня ко второму КПП и, быстренько переговорив с командиром шестой роты, сказал: