Глеб Бобров - Солдатская сага

Появились вертолеты. Мы загрузили раненых и убитых. С ними улетел один кобальтовец. Второй поманил меня пальчиком и мягонько так выяснил, что я делал рядом с командиром батальона ХАД. Я в ответ тактично прошелся по неуступчивой натуре «восточных деспотов» и традиционно «пожалился» на «руки связаны». Кобальтовец, удовлетворенный моим примерным поведением, согласно закивал головой и, угостив офицерской сигареткой, сказал:

— Минут через двадцать отчаливаем — держись рядом…

Пока грузили раненых и начали отход, комбат-хадовец допросил пленного. Задал несколько вопросов, потом пару раз прошелся глазами и… не пригибавшийся под ударами автоматного приклада пленный опустил голову. Рядовые хадовцы, сидевшие на снегу в нескольких метрах поодаль, так вообще чуть не попадали ниц.

Комбат отдал им какой-то приказ, и, когда те почти мгновенно исчезли, он вдруг скинул с плеча АКМ, врезал короткой очередью по пленному и, закинув автомат за спину, двинулся следом.

К тому времени я уже достаточно видел покойников, видел и как умирают, но в этой гибели было что-то более страшное, чем смерть сама по себе.

Нет, все произошло без особых конвульсий — пару раз дернулся, и затих. Не было и невыразимого ужаса в глазах, как у кишлачных жителей. Наоборот, увидев, как офицер снимает автомат с предохранителя, пленный даже чуть выпрямился, и расправил грудь.

Меня поразило не столько то, как встретил свою смерть пленный, сколько то, как эту смерть принес комбат-хадовец. Было такое впечатление, что командир «Соколиков» не приговор привел в исполнение, не врага казнил, не человека убил, а сделал что-то будничное, обычное, о чем забыл еще до выстрела. Никаких эмоций в глазах, никаких чувств на лице, вообще ничего словно в воздух выстрелил, подал какой-то сигнал, а не в человека, пусть и духа. Убийство вообще противоестественно, даже на войне — сколько ни смотри на трупы, все равно каждый раз внутри что-то дергается. Но этот расстрел был из ряда вон! Какой-то абсурд, как сон, что ли, — изначально нереальный.

Стоявшие вокруг напряженно молчали, даже офицеры, даже кобальтовец. Проводив ХАД, командир шестой роты многозначительно кивнул на кишлачных мужиков и неизвестно кого спросил:

— Ну… А что с этими ублюдками делать?

Кто-то с натянутым смешком ответил:

— Тебя хадовцы забыли спросить!

Мужички тем временем под шумок подцепили тело и спокойно двинулись восвояси. После командира «Соколиков» слова какого-то ротного для них, наверное, уже мало что значили. Он сам это понял и лишь скривился:

— Ну-ну… идите, голуби, идите…

Но интонации его все равно были слишком выразительны, и капитан-минометчик, пожилой дядька, недавно сменивший в должности балагура Белова, неопределенно протянул в ответ:

— Да на кой они нужны?! Все равно сейчас накроют…

Ротный на этот счет, судя по всему, имел свою точку зрения и после короткой паузы спросил стоявшего рядом кобальтовца:

— Ну что, старшой, «Град» будем ждать? А?

Тот сделал неопределенный жест, мол, как хотите. Офицеры криво ухмыльнулись и двинулись к краю гребня… Жизнь кишлачных мужичков в тот момент ценилась не выше автоматного патрона. И не пристрели комбат-хадовец у меня на глазах пленного, я, наверное, тоже пошел бы вслед за остальными. А что? У меня оставалось еще три сорокапятипатронных магазина — вполне можно было один потратить! Такая потеха в конце операции…

Но не пошел… Старший лейтенант кобальтовец и командир минометчиков тоже остались на месте. А офицеры, двинувшиеся к краю гребня, через несколько минут возвратились, и особой радости на их лицах я что-то не заметил. Грязненькая в тот день выдалась нам работенка…

А замполита своего хадовцы так до санчасти и не довезли — умер в вертолете.

Второй эпизод произошел летом восемьдесят четвертого, во время рейда в урочище Аргу.

Где-то в середине операции утром мы встали на блокирование, и тут Звонарева по связи вызывают к стоянке штаба батальона. Серега, оставив две машины на высоте и прихватив с собой несколько человек, на сто сорок девятой рванул к комбату. Там уже нас ждала командирская Пухова и КШМка штаба полка с начальником особого отдела и двумя-тремя незнакомыми офицерами.

Морпех сразу указал Сереге на штабную машину, и через несколько минут тот уже получал инструкции.

— Возьмешь этих ребят, — штабной майор кивнул в сторону двух молодых офицеров, — и смотаешься с ними в кишлачок. Там разведрота, так что ничего военного не предвидится. Заберете одного педрилу, «Кобальт» мне уже плешь натер из-за него…

Серега кивнул, быстро переговорил о чем-то с Пуховым. Тот со своей машины подкинул пару пулеметчиков, кобальтовцы свистнули стоявшему на земле бабаю, тоже офицеру, но только из ХАДа, и через полчаса мы примчались на место.

Крошечный кишлачишко, домишек в десять. Да и то не дома, а так развалюхи. Половина явно нежилые. А вот на самом конце, с краю, прилепившись к склону, стоит настоящий дом, усадьба! Вот туда-то и направлялась наша команда.

Машину и обоих пулеметчиков ротного оставили у границы селения, склон прикрывать, а сами цепью пошли к дому. Опасности вроде бы никакой. Сзади виднелось старое русло реки да на протяжении нескольких километров поле, усыпанное округлыми камнями.

Пришли благополучно. В усадьбе никого. Но офицеры говорят: «Должен быть! Некуда ему деться!» И действительно, через пять минут в одной полуподвальной клуне мы нашли здорового молодого мужика лет тридцати-тридцати пяти. Выходить сам он не захотел, а когда попытались вытащить его оттуда силком, начал брыкаться, кусаться и орать благим матом. Пришлось объясняться с ним по-другому. С двух ударов прикладами его успокоили, и через несколько минут мужик оказался во дворе. Мы окатили его водой из фляг. Мужик стал приходить в себя и хадовец о чем-то его спросил.

Мужик тут же сделал непонимающее лицо и с ходу отрицательно замотал головой. Толмач повернулся к офицерам и перевел:

— Утверждает, что ничего им не говорил.

Один из них, помладше, сказал:

— Да врет, сучара!

Хадовец понимающе кивнул, скинул с плеча автомат, как-то франтовато его в руках перекрутил и неожиданно очень сильно засадил мужику стволом в солнечное сплетение.

Когда тот опять стал что-либо понимать, ему повторили вопрос и, по-моему, что-то еще сверх того пообещали. Причем такое, что бедолагу всего передернуло. Стоя на коленях, он обвел полубезумным взглядом окруживших его людей и в знак согласия мелко затрусил головой.

Ребята из «Кобальта» хором воскликнули:

— Что говорил?!

Афганский гэбист перевел вопрос, внимательно выслушал ответ и подтвердил:

— Так и есть…