Владимир Першанин - «Мы пол-Европы по-пластунски пропахали...»

Хоть и малый калибр у наших «сорокапяток», зато хорошая точность и скорострельность. Плюс наводчики опытные. Ударили по обеим короткостволкам вперемешку осколочными и фугасными снарядами. Вспоминал, как больно бил в глаза резиновый ободок оптического прицела после каждого выстрела. Одну немецкую пушку накрыли прямым попаданием, вторая нащупала нас. Били по ней, не жалея снарядов. Она была хорошо прикрыта, и наши снаряды вспахивали бруствер или взрывались с перелетом. Да и снаряды 45-миллиметровки весили всего тысячу двести граммов. Чтобы накрыть немецкое орудие, требовалось прямое попадание. Немцы тоже мазали. Но их чушки, даже если в цель не попадали, разбрасывали большое количество осколков. Мы в щит второй пушки наконец попали. А он покатый. Взрыватель сработал с запозданием, и снаряд взорвался в воздухе.

Зато ответная шестикилограммовка ударила едва не под колесо соседней «сорокапятки». У них и так расчет неполный был, а новый взрыв оставшихся разбросал. Кто убит, кто ранен. Комбат сам за прицел второй «сорокапятки» встал. Снова открыли огонь из двух орудий. Добили мы эту чертову пушку! Остатки снарядов выпустили по пулеметным гнездам. Кого-то подавили удачными попаданиями, другие умолкли, захлестнутые волной атакующих.

Передав раненых санитарам, закурили. С одной стороны — радостно, что сыграли решающую роль в наступлении. А с другой… Я считал оставшихся в живых из батареи. Уцелело не больше четверти людей. Осталось всего два орудия. Чему радоваться? За бруствером лежали в ряд накрытые плащ-палатками и шинелями трупы артиллеристов. Там же — лейтенант, наш взводный, который пробыл на переднем крае суток трое. А с повозки сгружали еще тела. Тех, кто погибли, когда миновали открытую лощину. Если бы не находчивость Никиты, всю батарею там бы оставили.

Старшина привез еду. Тоскливая, обычная на фронте картина после жестокого боя. Термосы с кашей, хлеб, водка, махорка на всю батарею, а нас всего человек пятнадцать осталось. Еда в глотку не лезет. Выпили по кружке, повторили, стали ужинать. Голодные. Не заметили, как термосы опустели.

Сходили, глянули на разбитые немецкие пушки. Короткий толстый ствол, колеса с пружинистой необычной резиной. Орудие вроде массивное, а весит, как наша «сорокапятка». Мы его легко втроем-вчетвером ворочали. Пересчитали попадания. Немецкие артиллеристы уже с вывернутыми карманами лежали. У некоторых и сапоги стащили. Нам даже обидно стало. Мы автоматы искали, но их уже пехота забрала. Зато нашли в блиндаже да в окопах штук пять одеял. Пехоте тяжело тащить, а у нас конная тяга. Забрали, потому что ночью сильно знобило — ночи на Украине влажные, прохладные. Гранатами трофейными разжились с длинными рукоятками.

Я одну как запустил, она метров шестьдесят пролетела. Нашу так далеко не кинешь. Поспорили, почему у нас в армии таких гранат нет. Древесины, что ли, для рукояток не хватает? Так и не пришли ни к какому выводу. А граната — мы их «колотушками» называли — слабая. Завидовать нечему. Мы больше на свои «лимонки» надеялись. Сильная вещь. В расчете всегда запас «лимонок» имелся. Автоматов мало было. Поэтому при случае мы всегда немецкие автоматы брали.

За этот бой я получил орден Красной Звезды. Наградили орденами и медалями еще несколько человек из батареи, в том числе Никиту.

Первый орден Отечественной войны я получил осенью сорок четвертого года. Орден среди офицеров и солдат очень почетный, высокий по статусу, и многие мечтали получить именно его.

После небольшой передышки и переформирования снова началось наступление. Батарея получила недостающие орудия до полного комплекта. Часть карабинов заменили автоматами. Наконец-то догадались! Нужная вещь для «сорокапятчиков», которые шли бок о бок с пехотой, отбивали и танковые атаки, и вступали в ближний бой с немцами.

В августе наши войска начали освобождение Польши. Бои шли на редкость ожесточенные. За Польшей — Германия, и немцы упорно держали этот последний форпост перед границами Рейха. Форсировали многочисленные речки, большие и малые. Стрелковый полк, в состав которого входила наша батарея, получил задачу форсировать одну из таких рек и создать небольшой плацдарм для дальнейшего наступления.

Река не очень широкая: где шестьдесят метров в ширину, где — поуже. Только не все просто. С западной стороны высокий крутой берег, а с нашей, восточной, песчаная и галечная отмель, открытая со всех сторон. Целый день выбирали место, искали все, что могло пригодиться для переправы. Понтонов не было. Разобрали какую-то сторожку, пилили сухие бревна, стволы деревьев и сколачивали плоты для пушек. Бойцы вязали охапки хвороста. И все это с оглядкой на небо: вдруг появятся немецкие самолеты. В заводи нашли две спрятанные рыбаками лодки. Удача!

Всю работу производили в лесу, подальше от реки. Там же, тщательно замаскированный, находился полк. Сколько на этих переправах людей потеряли! Поэтому действовали очень осторожно. Уже в темноте переправили на правый берег на найденных лодчонках разведчиков и саперов. Осмотрели откосы, обезвредили несколько мин. Осторожно проверили берег и мигнули фонариком — давайте! Первыми переправлялась усиленная пулеметами стрелковая рота, два минометных расчета и взвод «сорокапяток». Больше к берегу никого не подпускали. Лишние люди, лишний шум — всех перебьют на воде!

Я вспоминал, что теплой, даже жаркой была та сентябрьская ночь. Вместе с другими выгребал тяжелым самодельным веслом, упираясь сапогами в ящики со снарядами. Рядом пушка. Четыре весла и руль. Медленно, очень медленно приближался берег. Хоть и прикрывали нас десяток саперов и разведчиков, но какой участок могли они контролировать? Двести, триста метров… Ударят с флангов скорострельные МГ-42, и поплывут по воде трупы.

А тут еще, как назло, тихо не получается. С треском переломилось весло на соседнем плоту. Мат, ругань. Кто-то выпустил из рук ремень, которым держался за бревно, забулькал, замолотил по воде ногами.

— Помогите!

— Цыть! — зашипел командир батареи, который вместе со взводным сопровождал первый орудийный взвод.

На соседнем плоту тоже старательно выгребает давний приятель, земляк из Сталинграда, Коля Бажанов. Вместе на поселке «Красный Октябрь» жили, потом судьба раскидала по разным фронтам, а на переформировании встретились снова. Ездовые с лошадьми плывут рядом. Вместе с ними Никита, по-прежнему ездовой в моем расчете. Сколько за эти месяцы бойцов потеряли, а мне и Никите пока везло.

Наконец берег. Полезли наверх. Немцев не слышно, хотя стрельба доносилась и справа и слева. Правда, далеко. Бойцы догадывались, что на правом берегу торопились закрепиться передовые части соседних полков и дивизий. До утра без отдыха копали орудийные окопы, щели для укрытий. Пехота рыла свои укрепления. Сновали взад-вперед обе лодчонки, подвозили оставшиеся на левом берегу дополнительные боеприпасы, продовольствие. Я еще подумал: вот самое время перебросить весь батальон и артиллерию.