Вера Инбер - Почти три года (Ленинградский дневник)

7 августа 1943 года

Вчера поздно вечером наше писательское совещание закончилось в громах и молниях (литературных).

Домой меня отвез на своей машине Вишневский.

Я была полна мыслью о только что закончившемся совещании и не сразу заметала, что у нас во дворе иду по сплошным осколкам, словно по стеклянным листьям.

Пригляделась внимательно и увидела, что кирпичный одноэтажный флигелек у ворот, там, где табельная, разбит основательно: два прямых попадания. Но никто не пострадал: все уже ушли.

Увидя этот флигелек, я вспомнила, что, сидя в президиуме и готовясь к заключительному слову, я, услыхав далекую канонаду, еще подумала: «Какой это бедняга-район страдает?»

Оказалось — наш район и даже наш двор.

8 августа 1943 года

Я одна. И. Д. и Мариэтта уехали в город за продуктами. Сегодня жаркий, совсем летний день, воскресенье.

Безумная «академик Фарро» спрятала ключи от всех несгораемых ящиков и шкафов, где хранились деньги и расчетные книги покойного Крутикова, и не отдает. Пущены в ход десятки уловок и хитростей, но пока безуспешно. И. Д. мучается.

9 августа 1943 года

Вчера был самый страшный из всех ленинградских обстрелов. Снаряды с дьявольской точностью ложились в центре города, главным образом на перекрестке Невского и Садовой, у трамвайной остановки. А там в это время кишело народом: воскресный день. Все это началось через несколько минут после того, как И. Д. и Мариэтта сели в трамвай № 3 и уехали. Первый же снаряд попал в трамвай № 12, идущий вслед за ними, — там было 28 убитых и 62 раненых.

10 августа 1943 года

И вот уже лето на исходе. Уже первые желтые листья лежат у нас на асфальте. Ежедневный грозный и монотонный (вот и сейчас) рев снарядов. Невольная боязнь улиц. Стремление быть поближе к парадным и подворотням, чтобы укрыться при первом же ударе. И это не только у меня… Тяжко. Трудно.

11 августа 1943 года

За окном мелкий осенний дождик. Осень. Ну и бог с ним, с этим летом! Как сказала Евфросинья Ивановна: «Мы и не видали лета красного. Только видели, как кровь течет».

Сегодня, через десять-пятнадцать минут после того как я вернулась, начался шквальный обстрел. Всего было шесть или семь снарядов. Один разорвался на улице Льва Толстого, против Рентгеновского института, второй — за огородом, против школы. И третий — на нашей территории, почти в том же месте, где погиб Крутиков.

Говорят, что это немцы метят в завод точных приборов («Пирометр»), который опять начал работать.

Фоторепортер К. рассказал мне ужасающие подробности воскресного обстрела на углу Невского и Садовой: кровавая трамвайная остановка. На мостовой лежали куски человеческих тел, бидоны, кошелки, лопаты, овощи. Многие ехали на загородные огороды или возвращались оттуда. К. видел оторванную руку с папиросой, которая еще дымилась. Свекла и морковь плавали в крови. Потом пожарные смывали кровь с мостовой и тротуара.

Должна честно сказать, что я этой трамвайной остановки очень боюсь. Она была пристреляна еще тогда, когда обстрелы были редкостью.

12 августа 1943 года

Уже начинаются поиски родных и друзей, не пришедших домой или на работу.

Доктор С., сама больная, ищет дочь. Публичная библиотека ищет сотрудницу. Наташа — инженера К., товарища сына, жившего у нее. Его нет уже третий день.

Пишу и думаю: вот-вот начнется вчерашнее. Нужно ехать в город — и боюсь. Вспоминаю слова санитарки Насти: «Уж лучше бы нам всей грудью навалиться. Либо помереть всем, либо немца сдвинуть. А так — это не жизнь».

13 августа 1943 года

За окном дождик. Серые тучи. Люблю все это. Собираюсь в Москву.

18 августа 1943 года. Москва

Вот и Москва. Долетели великолепно. С удобствами и почетом. По дороге на аэродром необычен был город — пустой, залитый луной, с прожекторами, тонущими в лунном сиянии, с «люстрами» осветительных ракет на горизонте. Штук семь неподвижных шаров висело в небе.

В Москве холодная осень. Но люди ко мне теплы и нежны…

24 августа 1943 года. Москва

Вчера в девять часов вечера в честь освобождения нами Харькова было дано двадцать залпов из 224 орудий. Все небо сверкало от сотен ракет и трассирующих разноцветных пуль. Это были точки, тире, линии и шарики. А вокруг города полыхали залпы. Мы стояли с Жанной у окна моего номера на девятом этаже. Двор под нами был светел, весь голубой, цветные блики бежали по стеклам этажей. Аплодисменты с улицы доносились к нам на девятый этаж.

5 сентября 1943 года

Нет, все-таки отлично, что я сюда приехала. Здесь кончилось то душевное состояние, в котором я была все это последнее время: когда все в душе освещено и все неподвижно, словно при свете вражеской ракеты.

8 сентября 1943 года

Важная новость: капитулировала Италия. Официально еще не сообщали, но это точно. В Донбассе мы освободили Сталино.

9 сентября 1943 года

Сегодня в шесть часов утра сообщили по радио о капитуляции Италии.

23 сентября 1943 года

Приближается день отъезда. Я свои дела заканчиваю. Только написать ничего не написала: совсем затормошилась.

9 часов 40 минут вечера

Мы освободили Полтаву. Посмотрим сегодня салют при дожде: этого еще не было…

Салют без дождя, но под тучами. От этого он гулче. Величественно и грозно.

Второй салют, за город Унечу, был при дожде. Алые и зеленые отблески зеркально отражались в мокром асфальте.

24 сентября 1943 года. Москва

Отличный деловой день. Все удалось, все успела. Во вторник, видимо, лечу.

Сегодня в Совинформбюро закружилась у меня голова. Показалось, что передо мной раскрыт весь земной шар, от Швеции до Египта, и всюду меня читают.

Надо больше писать, главным образом прозу. Хочу, чтобы меня всюду читали и любили друзья моей страны.

25 сентября 1943 года. Москва

Немцы бегут шибче, чем французы в 1812 году. Сегодня нами освобождены Смоленск и Рославль. Салют был двадцатикратный из 224 орудий.

Смоленск свободен!.. Значит, враг уже не в силах удержать оборону на Днепре.

А как будет с Киевом? С Ленинградом как будет — вот что самое главное. Значит, и он будет когда-нибудь свободен?

Как хочется туда! Радоваться — так уж там!

26 сентября 1943 года. Москва

Вернулась из Переделкина, где провела целый день. Душевно это было легче, чем я думала. Может быть, потому, что день был дивный, осенний, золотой. Я нашла два масленка и один шампиньон.

Сторожиха сказала мне: «Не ищи, не найдешь. Войне скоро конец, вот и грибов не стало».

Действительно, странно это народное поверье. Осенью, накануне войны, грибов было неестественно много. У себя на участке мы набирали целые корзины, не знали, что с ними делать. Сторожиха сказала: «Это к войне».

Переделкинский дом пуст. Главное, ни одной папки с бумагами, ни одной фотографии. Мои дневники, газетные вырезки, да мало ли что… ничего этого нет. Вернее всего, пошло на растопку печей. И хорошо, если бы только так. Грустно думать, что разрозненные и бесприютные мои бумаги бродят где-то по чужим рукам. Кто-то читает их холодно и недоуменно. Постояла в комнате, где жил наш Мишенька. Остались гвозди от той полочки, о которую я ушибла его головку, вынимая из кроватки.