Джурица Лабович - Грозные годы

По какой-то непонятной причине в это утро он был в очень хорошем настроении. Через два-три дня партизанские отряды должны были освободить близлежащий город, и он уже мечтал о том, как встретит там какую-нибудь славную девушку, которой тут же понравятся его усы, и она в первую же встречу скажет ему об этом. Так уже случалось прежде. Познакомятся, например, они, найдут укромное местечко, и она в порыве нежности умильно прощебечет:

— Какие у тебя усы! Так приятно щекочут! А какие красивые...

После таких слов его охватывало чувство гордости. Ему хотелось обнять весь мир. Он весело шагал в расположение своего отряда, не пропуская ни одной уцелевшей витрины, чтобы не посмотреться в стекло и не полюбоваться своими роскошными усами.

Вот и теперь он надеялся пережить несколько таких приятных приключений, чтобы сохранить о них воспоминания на всю жизнь. Кроме того, в этот раз он хотел купить себе принадлежности для бритья, чтобы больше не мучиться с бритвой парикмахера, такой тупой, что эта процедура всегда превращалась для него в пытку.

Мечтал он и о расческе, и о новой щеточке, и о зеркальце...

Погруженный в свои мысли, Чутурило и не заметил, как к нему подошел пулеметчик Загора и поздоровался.

— Эх, какая жара, братец! — заговорил пулеметчик после паузы. — Так и хочется все снять с себя и даже под мышками сбрить.

Взводный равнодушно посмотрел на него и пригласил сесть.

Загора присел, вытащил из кармана грязную тряпицу и начал вытирать ею лицо. При этом он отдувался и как-то особенно яростно чесался.

— Что это с тобой? — опять посмотрел на него взводный. — Температура, что ли?

— Ей-богу, температура, — выдохнул Загора и тут нее продолжил: — От такой жары с ума сойти можно. Сегодня же остригусь и обреюсь наголо. Волосы при такой жаре больше всего мешают человеку. Завелась там вошь проклятая, а когда так припекает, мочи нет от нее! Эх, смотрю я на тебя... и как тебе не надоест носить эти усы?

— Мои усы? — вздрогнул взводный.

— Да, братец, твои усы. Что с того, что они у тебя под носом? Не сегодня завтра и в них вошь заведется, что же в этом хорошего?

Если бы взводный Чутурило сразу понял, куда клонит пулеметчик, он, вероятно, тут же прогнал бы его. Но так как Чутурило даже и вообразить такого не мог, он только нахмурился и холодно ответил Загоре:

— Ты мои усы оставь, их я ношу, а не ты.

— Конечно, ты их носишь, — подхватил Загора, яростно почесываясь, — только я смысла не понимаю. В таких условиях вообще противно иметь заросли, тем более под носом. Просто ужас! Заползет, например, поганая вошь и превратит их в настоящий зоопарк. А там, глядишь, гниды появятся — и вот растет погибель человеку. И где — под самым твоим носом!

Эти слова Загора повторил дважды и опять стал чесаться.

Взводный Чутурило помрачнел:

— Мои усы оставь в покое! Поговори лучше с Теодосием.

— А почему с ним? Разве все дело в том, что его усы неухоженные, а твои ухоженные? По моему мнению, тут никакой разницы нет. Повар находится в более выгодном по сравнению с тобой положении. Он свои усы раз десять в день в суп обмакнет, а в таких мокрых да жирных усах вошь не выживет. А у тебя, ей-богу, чистота, порядок, ну просто как специально для ее размножения. Одним словом, держишь инкубатор под носом.

— Слушай, ты, — проговорил взводный, и глаза его засверкали, — если ты еще хоть раз сравнишь мои усы с зоопарком или с каким-то там инкубатором, я с тобой шутить не буду! Ты зачем сюда пришел, а?

Пулеметчик Загора только небрежно отмахнулся и продолжал:

— Чего ты, ей-богу, сердишься? Как будто я хочу что плохое сказать о твоих усах. Никаких дурных намерений у меня нет: я просто кое-что сравниваю. Вот, например, есть такая страна — Африка, в ней водятся всякие там тигры, львы и другие опасные звери. Почему не живут у нас тигры и львы или, например, змеи по пятнадцать метров длиной? Совершенно ясно почему: Африка — жаркая страна, тропический климат и непроходимые джунгли создают все условия для развития животного мира. Размножаются носороги, воют гиены, лязгают зубами крокодилы на берегах ее рек. А все из-за жары и непроходимой чащи, где на деревьях живут и обезьяны. По-научному это все называется джунгли.

— Ну и что? Зачем ты это мне говоришь? — спросил взводный. Мрачное предчувствие охватило его.

— Потому, браток, — без колебания ответил Загора, — что с усами дело обстоит так же. Вошь — маленькая зверюга, но без чащи нет ей жизни. Заберется она в твои усы, как тигр в джунгли, там для нее и будет сущий рай... А тут человечество пропадает от сыпняка, и революция теряет своих борцов.

Лицо взводного уже пылало от едва сдерживаемой ярости. Наконец он взорвался:

— Слушай, ты, убирайся! Ты что, оскорблять меня пришел? И не друг ты мне больше! Видеть тебя не хочу!

— Эх, — вздохнул Загора, — я ж к тебе, брат, с самыми лучшими намерениями пришел. Приказ для всех, и тебе его тоже придется выполнять.

Но взводный уже не слышал его. Он собрал патронташи и, отвернувшись от пулеметчика, буркнул:

— Уходи!

— Сбрей их, и дело с концом! — плюнул Загора.

Взводный повернулся к нему с искаженным лицом:

— Что сбрить?

— Да усы!

— Мои усы?

— Да твои, не мои же!

— Никогда!

— Приказ пришел!

— Меня не касается.

— Силой заставят.

— Это мы еще посмотрим! Убирайся!

Загора почесал в затылке, растерянно посмотрел на него и тихо пошел назад. Взводный метнул ему вслед яростный взгляд и смачно выругался.

Весть о том, что надо сбрить усы, поразила Чутурило как гром среди ясного неба. Он кинулся в хатенку, отбросив патронташи, и упал на кучу соломы. Еще немного — и он зарыдал бы. Чтобы он сбрил усы? Усы, которые он так берег и холил, на которые так рассчитывал? Да разве кто-нибудь Имеет право требовать это от него? Он мял под собой солому и ругался шепотом. Нет, это у них не выйдет! С какой стати, позвольте вас спросить, сбривать усы? Зачем это? Может, он их содержит не в порядке? Может, они воняют? Или в них что-нибудь завелось? Ну погодите же! Ни за что ни про что — взять да и сбрить усы! И что же, что сыпняк? При чем здесь его усы? Кто виноват, тот пусть и бреется. И он тоже за это. Разве не он еще когда говорил, что грязные усы нужно сбривать? Если уж усы, так пусть будут усами. Зачем же тогда такой приказ? Э нет, он на это не пойдет, пусть его хоть режут!

Чутурило вскочил с соломы и с решительным видом направился к лагерю. Он был готов защищать свои усы как важную высоту от неприятеля.

А Загора в это время уже пришел к своим и начал рассказывать им о том, что случилось.

— Товарищи, да он скорее жизнь отдаст, чем свои усы сбреет. Я ему все так хорошо объяснил, и ничего. Такую агитацию перед ним развел! Бесполезно. Полагаю, быть беде.