Джурица Лабович - Грозные годы

— Ей-богу, так и будет! — ужаснулся парикмахер Заморан и застыл с бритвой в руке. — Я боюсь ему на глаза показаться.

Все присутствующие поняли, что из-за усов взводного их ждут большие неприятности. Они знали, что он способен на что угодно. Повар Теодосий стянул с ветки сушившуюся козлиную шкуру и в волнении стал размахивать ею.

— Он кого-нибудь убьет из винтовки, — говорил при этом повар. — А я вот что думаю: по-моему, мы все должны попросить командира, чтобы он ему разрешил оставить усы. Я свои сбрею и глазом не моргну, а его нельзя трогать. Пусть это даже против приказа идет, но тут лучше отступиться.

Партизаны не знали, на что решиться.

— Действительно, от него, черт его подери, всего можно ожидать, — вздохнул кто-то.

— Тогда пошли к командиру! — решил пулеметчик Загора. — Все ему и объясним. А то, в самом деле, сбреешь взводному усы, а он еще с ума сойдет. Это дело такое.

Партизаны были согласны с ним.

— Да, братцы, все это не так-то просто. Пошли к командиру! — подхватил и парикмахер Заморан.

Командир встретил их так, как может встретить начальник своих солдат, которые хотят нарушить приказ. Он тут же раскричался:

— Какой еще взводный?! Что он себе позволяет? Чтобы я из-за его усов нарушил приказ? Никогда!

Тут пулеметчик Загора выступил вперед:

— Вот ведь в чем дело, товарищ командир. Приказ есть приказ, это правильно. Но его усы сбривать нельзя, они для него дороже всякой драгоценности. Вот послушайте: лежим мы однажды в засаде. Я ему и говорю, значит, что было бы хуже всего, если бы сейчас мне в глаз попали, так, черт возьми, человек на всю жизнь уродом останется — даже баба на него не поглядит, я уж не говорю о других вещах — человека без глаза и в собственном доме будут бояться. Ну так вот, говорю я ему об этом и всяческие страсти наворачиваю, а он меня вдруг обрывает: «Да ну, вот уж нашел самое страшное! Плевать мне на глаза! Сейчас и стеклянные вон как хорошо делают! А вот если бы мне осколок верхнюю губу поранил, я бы тут же покончил жизнь самоубийством. Не моргнув, отдал бы один глаз, только бы такого не случилось». Так и сказал. Так что ж тогда, думаю я, разговаривать, если ему усы важнее глаз?! Вот почему, товарищ командир, к этому делу надо отнестись весьма осторожно. Разрешите нам написать коллективное письмо в штаб бригады и по-товарищески попросить оставить ему усы.

Командир сжал кулаки, нахмурился, но, увидев, что бойцы не шутят, повернулся и шагнул в избу. Через несколько минут он вернулся и сказал им строгим голосом:

— Я переговорил с комиссаром. В штабе будут смеяться над нами. Будут называть нас усатым отрядом. Вы подумали об этом?

— Мы все взвесили, товарищ командир, — ответил пулеметчик Загора. — Нам легче носить такое прозвище, чем потерять друга. Вы согласны, товарищи? — спросил он у партизан.

— Согласны! — дружно гаркнули они.

Командир невольно поскреб лоб, посмотрел на них:

— И именно написать?

— Да, написать!

— Из-за каких-то усов?

— Из-за них!

— И опозориться?

— Это лучше, чем его потерять!

— Ну ладно, делайте что хотите, — махнул командир рукой и, огорченный, удалился.

Пулеметчик Загора повел бойцов под грушевое дерево и, собрав их в кружок, сказал:

— Товарищи, пусть письмо будет кратким, но горячим, искренним. Давайте бумагу — и за дело!

Через несколько минут все уселись под грушей и стали сочинять письмо. Бойцы рассказали всю историю усов взводного. Объяснили, что потери усов взводный не переживет по причине того, что питает к ним слабость. В конце изложили просьбу штабу помочь им. Потом письмо запечатали и попросили связного срочно отнести его. А затем все разошлись, чтобы до возвращения связного успеть побриться самим...

Этот вечер в отряде был особенно напряженным. Взводный Чутурило, узнав у бойцов, что они предприняли, сам с нетерпением ожидал возвращения связного. Он страшно волновался. Пулеметчик Загора подбадривал его:

— Поймут нас в штабе бригады, не бойся. Мы так написали, что земля и та расплачется. Составили так, как надо. Хочешь есть?

— Не хочу, — сказал взводный.

— Почему?

— Не хочу, и все!

— С каких это пор ты снова стал курить?

— С сегодняшнего утра. После того как ты меня «обрадовал»...

Взводный Чутурило, на удивление всем, снова курил, часто-часто затягиваясь и нервно отгоняя дым.

Заморан уже заканчивал свое дело. Партизаны по очереди подходили к нему, снимали рубашки, а он им сбривал все волосы. Повар Теодосий уже ходил побритый и говорил, что без усов он себя чувствует гораздо лучше.

— Братцы, легко-то как, будто я птица!

Но взводный Чутурило косо поглядывал на него, вовсе не склонный разделить с ним веселье. Наконец на тропинке, спускающейся с горы, появился долгожданный связной. Взводный вскочил и затоптал только что зажженную сигарету. Пулеметчик Загора встал рядом с ним и гаркнул:

— Радуйся, идет твое спасение!

Взводный посмотрел на него с надеждой и отчаянием одновременно, и усы его слегка задрожали.

— Думаешь, они разрешат? — коротко спросил он.

— Конечно! — восторженно выпалил Загора. — Можешь их носить с гордостью! Считай, что все в порядке!

Взводный грустно улыбнулся и пошел к груше, боясь, что просто не выдержит, когда будут читать ответ из штаба бригады.

— Я побуду тут неподалеку, — сказал он, — посижу немного.

— Как хочешь, можешь уйти совсем, — сказал пулеметчик Загора. — Вопрос-то ведь уже решен.

Весь отряд был в сборе, и бойцы нетерпеливо следили за приближением связного. Даже парикмахер Заморан прекратил бритье и, опустив бритву, щурясь, глядел на тропинку. Многие хотели пойти навстречу связному, но пулеметчик Загора задержал их.

— Нужно здесь прочитать ответ, — сказал он. — Мы все хотим послушать.

Связной приближался, потный от быстрой ходьбы. Конечно, никто не мог знать, какой ответ он несет в сумке, но все ожидали лучшего. Когда он подошел, многие загалдели:

— Ну что там, говори!

Связной молча вытащил из сумки письмо.

— Здесь все написано, — сказал он, — устно ничего не передали.

Пулеметчик Загора схватил конверт и с лихорадочной поспешностью начал его вскрывать. Взгляды собравшихся жадно устремились к его рукам. Наконец Загора вытащил листок бумаги с печатью. Как только он заглянул в него, глаза у него округлились и на лбу выступила испарина. Увидев это, партизаны нахмурились. Загора прочитал приглушенно:

— «Дорогие товарищи, приказ есть приказ, и никаких исключений быть не должно. Передайте товарищу Чутурило наш самый горячий привет. Начальник санитарной службы бригады».

Тяжкий вздох вырвался у партизан. Заморан выронил бритву и замер. Повар Теодосий бросил половник.

— Братцы, — простонал он, — а где же взводный?