Богдан Сушинский - Живым приказано сражаться
- Название:Живым приказано сражаться
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Вечеe7ff5b79-012f-102b-9d2a-1f07c3bd69d8
- Год:2010
- Город:М.
- ISBN:978-5-9533-4942-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Богдан Сушинский - Живым приказано сражаться краткое содержание
Поздняя осень 1941 года. Могилевско-Ямпольский укрепрайон. Группа лейтенанта Андрея Громова (Беркута) вынуждена оставить разбитый немецкой артиллерией дот и перейти к партизанским действиям в тылу врага. Но и давний противник Беркута оберштурмфюрер Штубер не теряет надежды разделаться с неуловимым русским…
Роман входит в новый цикл «Беркут» известного писателя Богдана Сушинского и является продолжением романа «Опаленные войной».
Живым приказано сражаться - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
В последний раз Готванюк уже чуть было не согласился, но удержала жена. И правильно сделала, что удержала. У них всего один ребенок, всегда свежая копейка, живут получше, чем многие другие, свой дом, хозяйство… Что им искать в городе?
У ворот остановилась машина. Готванюк не поднялся из-за непокрытого стола, не выглянул. За ним? Ну и пусть! Значит, пришла и его пора. Пусть расстреляют здесь же, во дворе. Он готов.
Да, стучат в дверь, но он не отзовется. Дверь открыта, пусть входят. Он вылил в стакан остаток самогонки (спасибо, кум, божий человек, принес бутылку) и выпил. Впрочем, что толку? Все равно ведь не хмелел.
…Это тот самый офицер, который возил его в лес, к доту. Эсэсовец. И с ним фельдфебель. «Значит, пришел и мой час».
– Садитесь, гости дорогие, – бездумно ухмыльнулся Готванюк. – Садитесь, если земля все еще носит вас. Будете закапывать меня живьем? Так вот я. Принести лопату?
Штубер молча сел за стол напротив Готванюка, брезгливо смел с досок зачерствевшие крошки.
– Встань, – приказал Готванюку фельдфебель. – С офицером говоришь…
– Пусть сидит, мой фельдфебель. Тебя, Готванюк, действительно нужно было закопать живьем. Ты струсил на фронте, потом…
– На фронте я не трусил, – почти прошептал Готванюк. – Там я не трусил. А попал в окружение…
– …Потом струсил, выдав место, где прячутся твои товарищи, такие же окруженцы, как ты.
– Но ведь вы же заставили меня. Вы же пытали-мучили меня, как Иисуса Христа!
– Как Иисуса Христа, пытали не тебя, а сержанта Крамарчука, который однажды спас тебе жизнь. Вот его действительно схватили раненым, долго пытали, а затем распяли, как Иисуса. Фельдфебель этому свидетель.
– Истинно так, – подтвердил Зебольд.
– Вот и получается, что, по сравнению с его муками, твои – это забава навозного червя. А в лесу ты снова струсил и сбежал. Но и сбежав, струсил еще раз и вместо того, чтобы пробиться к линии фронта, как это делают многие другие окруженцы, пытался спрятаться дома, как говорят у вас, у жены под юбкой. Вот здесь немецкий лейтенант, потерявший десять своих солдат, и настиг тебя. В войну трус не имеет права выживать, он должен гибнуть первым. Война – это и есть вселенское выявление и истребление трусов. Это избавление от них. А значит, и от подлецов, которые во все времена рождались именно из трусов.
– Ты должен благодарить господина оберштурмфюрера, – как всегда коверкая слова, проговорил фельдфебель, – это он спас тебя от расстрела. Он не мог запретить лейтенанту и его солдатам расстреливать твою семью. Но все же уговорил не трогать тебя.
– Неужели ты сам не понял этого, Готванюк? – вставил Штубер.
– Я уже ничего не понимаю, – пробормотал тот.
– Судьба оказалась милостивой к тебе. И если ты до сих пор не погиб – значит должен наконец набраться мужества. Лейтенант и его люди обошлись с твоей семьей по-зверски – это понятно. Да и старуху наказали. Но, видит Бог, я простил твой побег из леса и требовал не трогать тебя. Ну а семью… Что поделаешь, гибель семьи – это и есть плата за твою трусость.
– А ведь господин оберштурмфюрер и дальше печется о тебе, – снова заговорил фельдфебель. Он уже привык разыгрывать такие сценки. Штубер давал ему общие установки, а уж Зебольд сам высчитывал, когда удобнее ставить ту или иную реплику. – Как раз сегодня он добился, чтобы тебя назначили старостой села.
– Я понимаю, что это несколько неожиданно для тебя, Готванюк. Побег, расстрел родственников – и вдруг такое предложение! Но это реальная возможность снова стать уважаемым человеком. И на селе, и в целом районе.
– Вам-то какой смысл назначать меня старостой? – впервые за эти двое суток ожил Готванюк. Он уже слышал: в соседних селах успели назначить старост, и теперь они там большие начальники. – Я-то думал, вы меня специально оставили. Чтобы помучился пару дней. А потом туда же…
– Правильно вы считали, – вдруг перешел Штубер на «вы». – Логично. Любой другой армейский офицер так и поступил бы. Любой другой, но только не я. Потому что я верю в человеческую судьбу, стараюсь понять ее смысл, ее законы. Словом, это длинный разговор. Так вот, завтра вам официально предложат стать старостой. И вы согласитесь. Вас никто не сможет упрекнуть, что вы выслуживаетесь перед оккупантами, как это пишут в листовках о других старостах оставшиеся в тылу комиссары. Наоборот, вы пострадали. Может быть, больше, чем многие другие. Но, в отличие от многих других, поняли, что пострадали справедливо. И нашли в себе мужество искупить вину. Вы пошли на этот шаг сознательно, поддавшись идеям великого фюрера, веря в непобедимость немецкой армии, гуманность нового порядка. Как видите, я не скрываю, что у нас тоже имеется определенный интерес. Хотя, согласитесь, мы можем обойтись и без Готванюка, нас вполне устроит любой другой староста. Так что вы выигрываете значительно больше, ибо ваш выигрыш – жизнь, положение в обществе, уважение.
«Неужели они действительно не расстреляют меня?! – все еще не верил в свое спасение Готванюк. Ведь сначала ему показалось, что фашист просто решил поиздеваться над ним перед казнью. – Неужто я еще нужен им? Я, труп?»
– В селе мы организуем полицейский участок, – продолжал между тем Штубер. – Так что охрана у вас будет надежная. Дом вы, конечно, попытаетесь сменить. И мы могли бы помочь вам в этом. Но я советовал бы остаться в этих стенах. Могилы во дворе будут каждому напоминать о вашей личной тяжелой участи. Ничто так не вселяет доверие к человеку, как его трудная судьба и его мужество, благодаря которому он сумел преодолеть тяготы своей судьбы. – Вы хотите что-то добавить, мой фельдфебель? – Штубер умышленно не стал выяснять, согласен ли Готванюк.
– Вы забыли сказать, господин оберштурмфюрер, что, если он вздумает ломаться и откажется от поста старосты, ему предложат стать полицаем.
– О да, конечно! Но уже рядовым. А это собачья служба.
– Не стану я ни тем, ни другим, – неожиданно отрубил Готванюк, не поднимая головы.
– Тогда есть третий вариант, – вежливо заметил фельдфебель. – Последний. Тебя отправят в концлагерь. Куда-нибудь в Польшу или в Чехию. И там ты еще несколько лет будешь рабочей силой. Рабом. А потом тебя сожгут в газовой печи. Чтобы твоим пеплом удобрять поля. Вокруг лагерей обычно растет хорошая капуста.
– Но я думаю, что до этого дело не дойдет, – успокоил его Штубер. – Пойдем, мой фельдфебель. Не будем мешать господину Готванюку, господину старосте, наслаждаться своим одиночеством.
42
Громову и Казимиру повезло. Как только они вышли на дорогу, одна из проходящих машин остановилась, и сидевший в кабине рядом с водителем унтер-офицер предложил им подъехать. Он даже готов был уступить капитану свое место в кабине, но садиться туда Громов отказался.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: