Богдан Сушинский - Жестокое милосердие

— Черноволосая женщина в белом саване! — испуганно проговорил солдатик. — Матерь Божья, это же настоящее привидение!

— Конечно же, привидение, Зайдиц, можете не сомневаться.

— Наверное, где-то здесь, неподалеку, кладбище.

— Кладбище — это да. Кладбищ на этой распроклятой земле хватает, — невозмутимо согласился обер-лейтенант, обменивая свою флягу на винтовку солдата. — Только не вздумай лакать коньяк, живодер охранный! — успел предупредить Зайдица, и так, не поднимаясь, прижал приклад к плечу.

После выстрела то существо в белом сначала как бы потянулось вверх к заиндевевшей кроне дерева, под которым застала его пуля, но, пока обер-лейтенант передергивал затвор, неожиданно исчезло.

— Где она, черт возьми?

— Это женщина, господин обер-лейтенант, — дрогнувшим голосом сообщил юнец-солдат. — Я видел: женщина! — Он искренне радовался, что в этот раз обошлось без привидений и что существо оказалось обычной смертной женщиной.

Обер-лейтенант снял перчатки и старательно помассажировал пальцами глаза.

— Все расплывается, черт возьми! Куда она девалась, рядовой?

— Там она, в ложбинке. Упала. Вы сразили ее, господин обер-лейтенант. Видите вон тот белый холмик?! Оказывается, это был живой человек, а я сначала решил, что привидение, и даже докладывать вам боялся.

— Там не могло быть человека. Это призрак, — ткнул офицер в руки солдата его винтовку. — Призрак, Зайдиц, призрак.

— Разрешите, я посмотрю.

— Валяй. Э-эй, ты, живодер, верни флягу! — окликнул солдата уже по ту сторону щели. — И запомни: то, что я пристрелил, не могло быть человеком. В этой стране уже давным-давно не осталось никаких людей. Россия — страна вампиров и призраков.

Автоматная очередь сбила иней с веток яблони, под которой лежала женщина в саване. Пули второй очереди просвистели у парня над головой. Но любопытство оказалось сильнее страха. Он кричал: «Не стреляйте, я германский солдат! Мы убили партизанку!» И, пригнувшись, выставив далеко вперед винтовку, все подступал и подступал к таинственному белому холмику на сером снегу. С другой стороны, растянувшись жиденькой цепью, к рощице подходили те, что патрулировали у моста.

Да, это была девушка. Черные волосы с седой прядью. Какое-то странное, действительно похожее на саван, белое одеяние. И совершенно несуразные рядом с ним большие солдатские сапоги. Таким же неожиданным было для солдатика и расползавшееся по груди женщины густое бурое пятно.

Когда парень с опаской наклонился над ней, девушка еще была жива. Она открыла глаза и попыталась приподнять голову.

— Андрей… Спаси меня, Андрей… — вслушивался он в чужие непонятные слова.

Солдатская цепь безразлично расступилась возле ложбины, над которой стоял Зайдиц, и пошла дальше, к селу. Лишь чуть приотставший унтер-офицер завернул к нему и, дохнув в лицо шнапсом, пророкотал:

— А ведь эта русская красотка, кажется, еще жива.

— Кажется, да, — признал Зайдиц.

— Что ж ты так поторопился? Надо было сначала хорошенько отжарить ее, а уж затем пристрелить.

— Не я это, обер-лейтенант.

— Офицерам на полуубитых плевать, им и живых-веселых в каждом селе полицаи подают, — сладостно икнул унтер-офицер. — Только я тебе вот что скажу: если она все еще тепленькая, можешь и теперь порезвиться на ней. Посмотри, какие ляжки зря пропадают!

— Так ведь умирает же она, — неуверенно возразил Зайдиц.

— Пока ты сделаешь свое мужское дело, она потерпит. Зато потом на всю жизнь запомнишь, что такое оргазм во время женской агонии, — и, покровительственно похлопав Зайдица по плечу, подался вслед за цепью.

Беркут с удовольствием провел бы в этой ванной еще добрых полчаса, ибо трудно отказать себе в таком блаженстве, но мысль о предстоящем походе к Лазорковой пустоши заставляла его торопиться. Он понимал, что идти в немецкой форме опасно. Если это действительно парашютисты, они могут снять его из засады. Однако идти в гражданской одежде тоже невесело. Любой полицай душу измотает, выясняя, кто ты и откуда. Тем более что многие полицаи наверняка знают приметы Беркута.

В то же время попасть к десантникам в мундире обер-лейтенанта — это полдела. Нужно будет еще убедить их, что ты не из абвера и не подосланный агент гестапо. Впрочем, если они шли к Беркуту, то наверняка должны были запомнить его по фотографии из «личного дела».

— Почему так поспешно? — несколько разочарованно встретил его на пороге комнаты Смаржевский.

— Удовольствия потом, майор. Где мундир?

Уже одевшись, Беркут достал из нагрудного кармана документы, развернул удостоверение офицера и обмер. Обер-лейтенант Карл Зигфрайт! Даже если бы Андрей и не прочел это имя, ему достаточно было бы взглянуть на снимок. Зигфрайт! Разве он мог забыть его?! Третий убитый им немецкий офицер, после того, как он чудом спасся из замурованного дота, третий — после воскрешения из мертвых.

Им с Крамарчуком удалось тогда захватить мотоцикл. В немецкой форме, с погонами унтер-офицеров, они трижды появлялись у железнодорожной станции Руданы. У одной и той же, в одном и том же месте, и каждый раз открывали огонь из пулемета и автомата по проходящим мимо железнодорожным составам. Выходя из станции, поезда только-только набирали скорость, и, пока немцы из охраны дороги приходили в себя, пока организовывали оборону, они успевали изрешетить по три-четыре вагона с солдатами. А иногда и поджечь одну-две цистерны с горючим. Это был их, никем и ни в каких военных сводках не фиксируемый, никем и никакими наградами не отмеченный, солдатский вклад в борьбу с врагом, причастность к которому они никогда не смогут, да и не пытались бы доказать. Обычная, незаметная солдатская работа.

Однажды, подъезжая к станции, они еще издали увидели остановившийся у переезда эшелон, идущий на восток. Очевидно, что-то произошло с линией, потому что солдаты высыпали из вагонов и разбрелись по залитой солнцем долине. Некоторые уже ополаскивались в озерце, к которому примыкала небольшая роща. А два офицера даже рискнули войти в рощу. Наверно, только потому и отважились, что увидели мотоцикл и двух парней в немецкой форме, один из которых сидел за пулеметом, а другой прохаживался неподалеку.

Очевидно, они решили, что это прикрытие, а значит, опасаться нечего. Обнявшись за плечи, они брели по густой траве к кустарнику. И только по тому, как они обнимались, Громов догадался, что один из них, тот, что пониже, — девушка.

Именно эта девушка-лейтенант, ослепительно красивая блондинка, с лицом цвета слоновой кости, теперь уже снявшая пилотку и расстегнувшая элегантно подогнанный френч, презрительно взглянула на приближавшегося унтер-офицера и, морщась так, словно увидела что-то очень мерзкое, спросила: