Генрих Гофман - Черный генерал

Вдруг из-за дальнего дома показалась группа немецких солдат. И среди них, кажется, Дворжак, издали не разберешь.

– Нет. Этого не может быть, – прошептал Ушияк.

Но немцы приблизились – и сомнения рассеялись. Коричневый берет, на глазах темные очки в роговой оправе и даже неизменная тросточка в руках – да, это был Дворжак. Он показывал рукой на сарай, где укрывался Ушияк, и что-то объяснял немцам.

В груди похолодело – это конец! В голове мелькнула мысль: «Почему же он не выдал меня еще там, в Бычве?»

Откуда было знать Ушияку, что Дворжак не хотел раскрывать своего лица перед подпольщиками Просредней Бычвы. По приказу Большого Франты, задание которого он выполнял, он собирался проникнуть еще в другие подпольные организации Валашского края. А Большой Франта – это был тот самый Франта Великий, о котором начальник гестапо города Брно штурмбанфюрер Козловский докладывал на совещании Карлу Герману Франку.

Теперь этот Большой Франта, или Франта Великий, или Шмидт – на все эти имена он носил в кармане заготовленные в гестапо документы, – выполняя задание своего шефа, собирался «возглавить» патриотическое движение в Чехии и Моравии. Но прежде ему необходимо было обезглавить партизанскую бригаду имени Яна Жижки, а для этого и нужен был Дворжак.

Между тем восемь солдат и ефрейтор подошли к воротам. Двое из них стали обходить сарай. Двое остались возле ворот на улице. А четверо вместе с Дворжаком и ефрейтором прошли во двор и приблизились к сараю.

Решение пришло мгновенно. Ушияк расстегнул кобуру и вытащил пистолет «ТТ». Орудуя локтями, ок подтянулся к самому краю сеновала. И как только Дворжак с ефрейтсоом показались в дверях, Ушияк прицелился и с криком: «Подлец! Предатель! Теперь я знаю, кто ты такой!» – дважды нажал курок.

Оба выстрела грохнули почти разом. В кошачьем прыжке Дворжак метнулся под настил сеновала. Ефрейтор выбежал из сарая. За стеной послышалась его торопливая команда. В следующий момент солдаты распахнули широкую дверь и наугад пустили по сеновалу несколько коротких очередей.

Отстреливаться было нечем. В обойме оставался последний патрон. Думая, что Дворжак убит и тем самым он отомстил за себя и погибших товарищей, Ушияк приставил холодное дуло пистолета к виску и спустил курок…

Но Дворжак отделался только испугом.

Погибнет он значительно позже, на улице огромного города, где молодая чешская патриотка пристрелит его по заданию партизан.

…Путь к Степанову оказался нелегким. Девять суток по лесным горным тропам пробирался Мурзин в сопровождении двух партизан. Вначале шел сам, опираясь на палку. Но на третий день одна из заживающих ран открылась. Ступать на поврежденную ногу стало невмоготу. Пришлось лечь на самодельные носилки, которые смастерил из палок бывший черноморский матрос Костя Арзамасцев.

Выбиваясь из сил, делая частые остановки для отдыха, двое партизан упорно несли раненого командира… Только в конце пути, когда у лесных дорог стали встречаться дощечки с немецкими надписями «Внимание! Партизаны!», носилки подхватили заботливые руки связных из других отрядов партизанской бригады Яна Жижки. Словно эстафету передавали они Мурзина с рук на руки.

До партизанской базы Степанова было еще более тридцати километров, а потому вконец обессилевшего командира партизаны доставили поначалу в отряд Грековского.

Этот отряд располагался в лесу, почти у самого входа в горную лощину, в глубине которой разместил Степанов основную партизанскую базу. Из ближайшего села партизаны привели в лес чешского врача, и впервые после ранения Мурзину была оказана квалифицированная медицинская помощь.

Еще когда врач промывал и чистил открывшуюся рану, Мурзин обратил внимание на стоявшего рядом лейтенанта Будько. «А почему сам Грековский не пришел сюда в бункер?» – подумал он. Но в тот же миг нестерпимая боль загасила эту мысль. Когда же врач, обильно присыпав рану стрептоцидом, наложил повязку, Мурзин вновь вспомнил о Грековском.

– А где командир отряда? – опросил он у Будько. Тот, словно провинившийся школьник, опустил голову и некоторое время стоял молча, переминаясь с ноги на ногу.

– Что с командиром отряда? – нетерпеливо переспросил Мурзин.

– Не уберегли Грековского, – глухо выдавил Будько. – Только позавчера похоронили.

– Рассказывай все, как было.

– Повел он большую группу в район Злина. Засаду мы там устроили на шоссе. Немцы с заводов Бати обувь вывозят. А у нас половина людей почти босиком осталась. Зима впереди. Вот и заарканили на дороге две грузовые машины. Четырех немецких солдат и одного ефрейтора прикончили, машины под откос, а сами нагрузились сапогами – и в лес. Только на обратном пути на карателей напоролись. Началась перестрелка. Грековский приказал отходить в горы. Вроде бы ничего особенного. Мы отстреливались и уже отрываться начали от карателей. Тут ему один из наших в упор в спину и выстрелил. Думал, никто не заметит. А ребята видели. Чуть на месте его не прикончили. Я не дал… Скрутили мы этого гада – и в отряд. Грековского на руках принесли. Только не дожил он, в дороге скончался.

– Та-ак! – Мурзин опустил отяжелевшие веки. Перед глазами возникло исхудавшее волевое лицо капитана Грековского. Вспомнилось, как рассказывал он о жене и дочке. – Что же этот партизан случайно ему в спину попал? – спросил Мурзин, не открывая глаз.

– Да нет. Где там случайно. Я его сам допрашивал. Наперво он отпирался, а потом раскололся начисто. Его Кромерижский комендант окреса к нам заслал. Полковник Кобличек. Дал задание войти к нам в доверие, узнать расположение партизанского лагеря и при случае убить командира. Вот и решил он в перестрелке к немцам уйти, а по ходу дела пустил пулю в Грековского. Из лагеря-то ему трудно было выбраться – вокруг леса наши дозоры ходят. Думал, гад, что его не видят, когда он в спину командиру стрелял.

– Доверчивы мы, вот и расплачиваемся за это, – с грустью проговорил Мурзин и спросил: —А с предателем что сделали?

– И сейчас еще на сосне висит. Перед всем отрядом повесили.

Ошеломленный неожиданной вестью о гибели Грековского, Мурзин не заметил, как вышел из бункера врач. Только когда вновь скрипнула входная дверь, он повернул голову. Вместе с холодным ветром в землянку ворвался Костя Арзамасцев. В руках он держал дымящийся котелок и большой ломоть хлеба.

– Чайку горячего вам вскипятили, товарищ капитан! Подкрепитесь немного и отдыхайте. А я до Степанова сбегаю. Доложу командиру, что вас нашли, и обратно сюда вернусь.

– Ну ладно, ладно. Действуй, как наметил, – сказал Мурзин. – Смотри на карателей не нарвись, а то долго мне тебя ждать придется.

– Не-е. Еще Гитлер не отлил той пули, чтоб Костю Арзамасцева взять, – улыбнулся тот и выбежал из бункера.