Сергей Поляков - Партизанская искра

— Просмотри их хорошенько. Я хочу, чтобы у меня на именинах играл русский оркестр.

— Чудесная идея, домнуле!

— Записывай, Петре. Не мешкая послать машину в Голту, пусть сделают закупки.

— Я слушаю.

— Купить побольше конфетти и серпантина.

— Едва ли это есть, домнуле.

— Тогда цветной бумаги, сами наделаем.

— Это еще возможно.

— Распорядись, чтобы купили сотню свечей для иллюминации.

— Есть.

— Несколько букетов живых цветов.

— Есть.

— Пусть возьмут дюжину бутылок цуйки и дюжину итальянского рому.

— Рому… — как эхо, повторил Петре, записывая.

Анушку задумался.

— А не мало напитков?

— Хватит, домнуле. Вы прикажите старосте доставить самогону.

— Не забудь сказать, чтобы купили два флакона духов «Шануар». Лучше, конечно, если достанут «Красную Москву». Сколько это будет стоить?

Петре подсчитал.

— Около тысячи марок, домнуле.

Анушку вынул бумажник, не раскрывая, повертел в руках и решительно спрятал обратно в карман.

— Передай старосте, чтобы достал эту сумму. Скажи, что взаймы.

— Он не поверит, домнул локотенент.

— Это его дело. Действуй, Петре.

— Может, мне самому катануть в Голту, домнуле? — спросил Петре.

— Нет, ты мне тут нужен. Пошли Лопашку, он из буфетчиков.

После того, как еще много всяких поручений и наставлений выслушал писарь Петре, колесо завертелось. Забегали люди. Обливаясь потом, носился по дворам староста Шмальфус, то уговаривая, то бранясь, требовал именем Анушку деньги, сало, кур, яйца, брынзу и грозил навести гнев начальника жандармерии на упиравшихся.

Собрать музыкантов по селу было поручено Семену Романенко. Но это оказалось самым трудным делом. Оркестр, созданный задолго до войны, состоял частью из сельской молодежи, которая теперь была на фронте, и частью из школьников старших классов. Оркестр был душою села: он провожал ранней весною на сев, летом на уборку урожая, под оркестр отправлялись в город колхозные обозы с хлебом. Он гремел по долине Кодымы в дни праздников, украшал демонстрации и митинги, клубные вечера и колхозные свадьбы. Село гордилось своим оркестром, и ребята любили его, отдавая ему часы своего досуга. Теперь он стал лишним, как веселый смех, как звонкая песня. Сурово молчало село, позеленела медь на трубах в кладовой бывшего клуба. Комсомольцы дали зарок: пока захватчиков не выгонят из Крымки, ни один медный звук не раздастся над селом.

В поисках музыкантов Романенко зашел к Бурятинским.

— Андрей, ты, помнится, играл в оркестре.

— Играл, но все забыл.

— Ничего, припомнишь.

— А что такое, дядько Семён? — насторожился Андрей.

— Сегодня у начальника именины, он хочет, чтобы вы играли там.

Андрей задумался.

— Трудновато, дядько Семен, многих хлопцев нет.

— Уж как-нибудь выручайте, хлопцы, это же для вашей пользы.

— Я понимаю…

— Припомни, кто еще играл.

Андрей морщил лоб, делая вид, что старается припомнить. На самом же деле, он сейчас думал, как бы предупредить товарищей, обсудить, как им поступить в этом случае.

— Помоги, Андрюша, — упрашивал «бульдог».

— Хорошо, я вспомню, потом побегу к хлопцам Через два часа я вам скажу.

Успокоенный Романенко ушел, а Андрей опрометью побежал к Парфентию и рассказал, в чем дело.

— Играть у румынского жандарма на именинах мы не будем, — твердо заявил Парфентий.

— Само собой, Парфентий, — согласился Андрей, — но как нам увильнуть от этого?

— Очень просто, — сказал Парфентий, — предупредим хлопцев, чтобы попрятались, вот и вся музыка.

Через два часа, как было условлено, Андрей Бурятинский с наигранным сожалением доложил Романенко, что никого из музыкантов ему разыскать не удалось. Большинство, мол, на фронте, а троих, оставшихся в Крымке, не оказалось дома.

Тем временем квартира Анушку наполнялась шумом. Из кухни доносились голоса кухарок, стук ножей, звон посуды.

Хозяин в это время у себя в кабинете диктовал машинистке. Один за другим браковал он варианты пригласительного билета. Одно дело, если бы речь шла, скажем, о полицаях, старостах и прочих, чье отношение к ним, румынам, было уже определено. Но учителя были для Анушку до сего дня еще загадкой. Сегодня он делал первую попытку расположить к себе сельскую интеллигенцию, которая имела большое влияние на население до войны, да пожалуй, имеет и теперь. Черт их знает, что эти учителя думают.

В пригласительных билетах требовалось соблюсти правила гостеприимства, но в то же время положение завоевателя обязывало его к покровительственному тону. Только после больших усилий текст приглашения был наконец составлен.

— Фу, — вздохнул он облегченно, — прочитайте-ка, — сказал он машинистке. В билете значилось:

«Господин Федоренко!

Начальник крымского жандармского поста приглашает вас сегодня, 24-го сентября, в семь часов вечера, прибыть с женой и разделить с ним скромный ужин в день его ангела.

— Очень хорошо. Напечатайте по этому списку приглашения. А ты, Петре, срочно передашь старосте, пусть разнесет по назначению.

— Слушаюсь, домнуле. Там ждет начальник полиции.

— Пусть войдет.

Вошел измученный Романенко.

— Ну, как с оркестром, Семен?

Семен растерянно развел руками и, запинаясь, проговорил:

— Нету на селе музыкантов, господин локотенент. Кажут, что все на фронте…

— Болван! — выругался Анушку. — Какой ты начальник полиции!

— Виноват, господин локотенент, — промямлил Семен.

— Домнул, свинья.

— Виноват, домнул локотенент, — поправился Романенко.

Он стоял, втянув голову в плечи, и, часто моргая маленькими глазками, что-то мычал, видимо, пытаясь оправдаться.

— Ну, что теперь делать? — раздраженно спросил Анушку.

— Не знаю, господин локотенент, извиняйте, домнул…

— Именно, не знаешь. Ты мне весь вечер испортил, идиот.

— Идиот, домнул локотенент, извиняйте.

Но тут всеведущий Петре решил спасти положение.

— Я предложу вам прекрасный выход, домнуле.

— Ну, ну?

— Здесь, за селом, расположен цыганский табор.

Локотенент поморщился.

— Цыгане?

— Да, домнуле. Это наши румынские цыгане. Прекрасные музыканты и веселый народ.

— Больно уж они грязны.

— Это ничего, домнуле. Мы их дальше передней не пустим.

— Да и воры они отъявленные. Еще стащут что-нибудь.

— А вы заставьте Семёна в наказание все время присматривать за ними.

— Ты мудр, как змий, Петре. Действуй.

В скором времени с музыкой было улажено. В передней шептались оборванные, неумытые и нечесанные цыгане-музыканты. Их было пятеро: два скрипача, два гитариста и один с бубном.

К назначенному часу все приготовления были закончены. В кабинете на столах, расставленных буквой «П» громоздились бутылки с цуйкой, ромом и самогоном, сифоны с зельтерской водой. Между бутылками и посудой музейного происхождения, в разномастных подсвечниках были установлены, по числу лет именинника тридцать четыре свечи.