Игорь Никулин - Добро Пожаловать В Ад

Завывание танковых моторов надвигалось всё ближе, подавляя в округе другие звуки. Над кронами деревьев, — Васнецов это уже отчетливо видел — голубоватой пеленой вздымалась выхлопная гарь.

Проходя мимо штабной палатки мотострелков, он повстречал майора Сушкина, одевавшегося на ходу.

— Ты на КПП?

— Надо же встретить…

— Как бы не по мою душу, — пробормотал майор.

Выйдя на дорогу, они обтерли о траву обувь; из-за мешков, пружиной, выскочил Быков.

— Танки, товарищ майор…

— Знаю, — отмахнулся комбат, всматриваясь в петляющий изгиб дороги.

С устрашающим ревом из леса появилась головная бронемашина, выбрасывая инжектором густой шлейф дыма. С гусениц летели комья земли и снега, на антенне трепыхался российский вымпел. Придерживаясь за открытый люк, на башне сидел танкист в шлемофоне, в куртке с меховым воротником.

А из леса, подминая траками тонкое дерево, с уключным лязгом выворачивала следующая машина…

Подойдя к КПП, колонна застопорилась. Из башни шедшего в авангарде танка Т-72, выбрался старший, спустился по пологому лобовому скату, встал перед машиной, делая знак механику заглушить двигатель.

Взревев напоследок, «семьдесятдвойка» дохнула в лицо комбата удушающей гарью, от которой спазмом перехватило дыхание.

— Кто из вас пушкарями командует? — вместо приветствия, пожав офицерам руки, — спросил танкист. Поверх шлемофона с написанным неровно бортовым номером задраны на резинке горнолыжные очки. Лицо танкиста покрывал слой копоти, и только часть лба, тронутая морщинами, живые глаза и нос, закрытые в движении прозрачным импортным пластиком, оказались недоступны гари.

— Мужики, у меня мало времени, — проговорил он, обнажив безукоризненно белые зубы. — К ночи я должен быть в Грозном…

— Я, — ответил старший лейтенант, и тут же, поправившись, доложился по всей форме.

— Подполковник Гриньков, — отрекомендовался танкист. — Вообщем так, старлей. Времени у нас в обрез. Заводи свою «кашэемку» и пристраивайся к нам.

— С какой целью? — До Васнецова сразу не дошел смысл сказанного. — Я приказа на передислокацию не получал. Как это… самовольно сняться…

— Ничего не знаю, — отрезал танкист. — Я утром лично получил распоряжение насчет тебя. Хозяйство твое остается на месте, а ты следуешь с нами в качестве корректировщика огня.

— Бред! И на кого я батарею брошу? На прапорщика?

— Повторяю для непонятливых, — повысил голос подполковник. — Все это делается для того, чтобы твои бойцы не лупили наобум, когда потребуется накрыть конкретные цели. И еще, пойми правильно, это не моя прихоть. Начальству в штабах, видимо виднее, что лучше, а что хуже. Полемику разводить не будем, у тебя десять минут на сборы.

Огорошенный свалившейся новостью, Васнецов крутанулся на каблуке и размашистой походкой ушел к палаткам.

Скидав в вещмешок шерстяные носки, толстый свитер, пять пачек дешевых сигарет и консервы, завязал на горловине узел, забросил на спину автомат и, распахнув пинком дверь, ушел к орудиям.

В командно-штабной машине, видом напоминающей БМП, подняв ребристую крышку, копался в трансмиссии механик-водитель.

— Жданов! — не скрывая раздражения, закричал Васнецов.

Из машинного отсека высунулся чумазый солдат.

— Машина на ходу?

— Так точно, — ветошью оттирая пальцы от мазута, ответил тот.

— Пять минут времени. Заправить под завязку, чтобы соляры и масла как положено. У старшины получишь паек на троих дня на два…

— А что, куда-то едем? — полюбопытствовал механик, с грохотом обрушив люк.

— Много будешь знать, скоро состаришься.

Открыв десантную дверь, Васнецов забросил в пахнущее железом и дизельным топливом нутро машины увесистый мешок. Механик опустился в люк, крутанул стартер, запуская движок. КШМ ожила с пол-оборота.

Круто развернувшись на месте, с тракторным треском она покатила к топливозаправщикам.

— Остаешься за меня, — встретив старшину, сказал Васнецов. — Смотри, Коля. Теперь все на тебя ложится. Главное, чтобы без ЧП. По карте работать умеешь, там все по квадратам разбито. Так что, тьфу-тьфу, конечно, — Васнецов сплюнул через левое плечо, — но если прижмут где в городе, и кричать начну — выручай.

— Не нравится мне это, Иваныч, — внимательно посмотрел ему в глаза прапорщик Дедовский.

— Думаешь, мне по душе?

Снабдив старшину инструкциями и отправив за башенным стрелком, сержантом Сергиенко, сам вернулся на дорогу, где уже нервничал подполковник-танкист.

— В чем проблемы, старлей? — возмутился он, показывая на часы. — Двадцать пять минут прошло.

— Я тоже не заведенный, — огрызнулся Васнецов, следя за остромордой КШМ, что неслась по полю позади палаток; на броне гарцевал, придерживая шапку, Сергиенко.

— Удачи тебе, Максим, — попрощался комбат.

— Ай… не поминайте лихом. И еще, товарищ майор… Если вы тут подзадержитесь, присмотрите за моими. А то ведь расслабятся…

— Присмотрю. Бывай…

Танкист прыжком заскочил на передний скат брони, придержался за ствол пушки.

Ступая по шипам активной защиты, взобрался на башню, и, прижав ларингофон к горлу, скомандовал трогаться.

Окутавшись вонючей наволочью, танк дернулся с места, подполковник на башне качнулся. Одна за другой боевые машины проехали мимо комбата, уходя к Грозному. Последней тормознула, клюнув носом, «кашеэмка [7] КШМ, кашэемка (арм. сленг) — командно-штабная машина. ». Отворилась дутая задняя дверь, в проем выглянул солдат.

— Садитесь, товарищ старший лейтенант.

Согнувшись, Васнецов пролез в тесный от заставленной аппаратуры отсек, сдвинул Сергиенко, закрывая тяжелый люк.

Сигнал к общему построению прозвучал в половине десятого вечера. Батальон, по ротно, выстроился на дороге возле КПП, ожидая командиров. Холодно подмигивали в небе созвездия, крепчал мороз, ударивший ближе к ночи.

Разгулявшийся ветер мел по обледенелой дороге колючей снежной порошей.

— Долго еще тут торчать? — ворчал Клыков, постукивая подошвами берцев.

Володька Кошкин обернулся из передней шеренги.

— Ты куда-то торопишься?

— А он ждет, когда Мавлатов стол накроет!

— Размечтался…

Клыков обиженно засопел, но смолчал.

— Чего ты кандалами бренчишь? — потешался над ним Максимов, давно и непонятно за что невзлюбивший свинаря. — Пятки отморозил?

Клыков делал вид, что не замечает насмешек, и смотрел куда-то вбок.

— Это тебе не на свиноферме ласты парить. Ничего, иногда надо, чтобы служба медом не казалась…

— Эх, мужики, — вздохнули из глубины строя. — А ведь до Нового года два часа осталось!

— Не трави душу. — Заворочался Турбин, пританцовывая на морозе. — Зажал старшина… грамм бы двести водочки, да под пельмешки…