Игорь Никулин - Добро Пожаловать В Ад

В выбитое окно полез чеченец. Он лез, не замечая Турбина; зацепившаяся за широкий подоконник разгрузка мешала ему.

Турбин вскинул автомат. Боевик поздно заметил наставленный на него ствол, что-то закричал, хрипло и страшно. Приклад привычно дернулся от выстрела. Крик оборвался.

Тотчас на него налетели сзади; чужая лапа развернула к себе. Турбин увидел обросшее колючей щетиной лицо, зеленую повязку с арабской вязью на лбу, сверкающие бешенством вытаращенные зенки.

Крепкая зуботычина опрокинула его на спину. Перекувыркнувшись через голову, Турбин ударился о стену. Рот наполнился вязкой соленой жидкостью. Сплюнув сгусток вместе выбитым зубом, он бросил быстрый взгляд на приближающегося врага и на свой автомат, что выронил возле колонны.

Опираясь спиной о стену, Турбин поднялся. И вновь задохнулся, получив профессионально поставленный удар в солнечное сплетение. Боль захлестнула его, он побагровел и, схватившись за живот, осел. Сгребшая за воротник лапа не дала ему стечь на замусоренный пол, держала на весу, как паршивого котенка.

Новый тычок в челюсть послал его в нокдаун. Барахтаясь под массой здоровенного чеченца, Турбин сопротивлялся из последних сил. Но силы были неравные; после нескольких ощутимых плюх, на которые чечен не скупился, в голове поплыло.

Нохча оседлал его и скалил прокуренные желтые зубы, с которых летела слюна. Он уже победил, это дохляк-солдат — не борец; он и не с такими справлялся на ринге. Растягивая удовольствие, он выдернул из узорчатых ножен заточенный клинок кинжала и, читая ужас в округлившихся глазах мальчишки, чиркнул большим пальцем по шее.

— Ты сдохнешь! — осклабился он и повел жало кинжала к шее солдата.

Турбин обеими руками вцепился в сжимавшую кинжал кисть, не давая ей опуститься ниже. Но чеченец загоготал, налег всем телом, преодолевая сопротивление. Медленно, по миллиметру, жало опускалось.

Высвободив левую руку, Турбин уперся в колючий подбородок чеченца, задирая ему голову. Тот затейливо выругался, но делал свое дело.

Мир для него сфокусировался на поблескивающем острие, которое, несмотря на все усилия, безудержно приближалось. Вот оно проткнуло ткань пятнистой куртки, кольнуло льдом кожу. Сламывая последнее сопротивление, чечен сдавил ему горло…

Хватка внезапно ослабла, душившая пятерня соскользнула с потного горла. Боевик захрипел, из приплюснутого носа потекли извилистые струйки.

Затухающим взором Турбин успел увидеть появившегося рядом Кошкина, державшего автомат за ствол, как дубину…

Хлесткие пощечины привели его в себя. Он с трудом приподнял налитую свинцом голову, озираясь на убитого боевика, что лежал у стены, разметав руки.

— Вставай! — тормошил его Кошкин.

Взявшись за протянутую руку, Турбин поднялся.

— Да давай же… — Кошкин всучил ему автомат и потащил по коридору. — Уходить надо… «Чехи» повсюду!

Непонятно откуда вынырнул грязный, как черт, лейтенант, закричал дурным голосом:

— Какого?..

Добавив разухабистым матом, он швырнул Кошкина к лестнице.

— Убирайтесь отсюда!!! Живо!..

Перевалив до сих пор пребывающего в прострации Турбина через подоконник, Володька следом выпрыгнул наружу.

В школе продолжали трещать очереди…

Вымотанный ночным противостоянием Шамал Исрапилов шел по школьным коридорам. Он выдавил отсюда федералов, но вынужден признать: они дрались отчаянно. И обречено.

Он потерял за ночь троих убитыми и пятерых ранеными, и школу брал горсткой людей, не дожидаясь обещанного подкрепления. Он пошел ва-банк, и он выполнил приказ. Квартал до сих пор под контролем. А то, что он не стал преследовать отступивших солдат, имелись свои причины.

С лестничной площадки к нему сошел пулеметчик Али.

— Ваха погиб.

— Знаю…

Ваха был хорошим бойцом. И до войны, когда крушил соперникам зубы на боксерском ринге, и минувшей ночью. Он не был военным, оружия до этого в руках не держал. Но умер красиво, как полагается настоящему мужчине и воину.

В столовой его ждал неожиданный сюрприз. Возле раздачи, на коленях, сведя пальцы на затылке, лицом к стене стоял пленный.

— Что нам с ним делать? — спросил командира армянин Вахтанг, сидевший с автоматом на обеденном столе.

— Кончить, — высказал свое мнение Али и взвел затвор.

От металлического щелчка механизма солдат содрогнулся, повернул вполоборота голову.

— Отвернись, сука! — приказал Вахтанг и заржал, когда пленный поспешно исполнил команду.

Ополченцы стекались в столовую посмотреть вблизи недавнего противника, и этот вздрагивающий от страха солдат вызывал у них презрительные смешки.

— Как твоя фамилия? — задал вопрос Шамал.

— Клыков. — Солдат развернулся, в готовности отвечать на любой вопрос. — Рядовой Клыков… Я… я никого не убивал! Я даже не стрелял… Вы спросите у него, — он с мольбой посмотрел на давящегося смехом Вахтанга. — Он вам подтвердит.

— Чего же ты здесь делаешь?! — рыкнул на него Али.

— Я исполнял приказ! Я не мог отказаться… Командиры велели…

— А если бы они тебе велели биться об стену, тоже бы стал?

Солдат опустил голову.

— Вы думали, что нохчи такие бараны? Что их на испуг возьмете? А?..

— Нет… — промямлил тот, не поднимая головы. — Не убивайте… я ранен.

Правая его штанина была и самом деле намокла от крови, липла к ноге. Вахтанг, завернув в столовую, успел подранить его.

«Жаль, — думал Шамал. — Жаль, что не убил сразу».

— Где твоя войсковая часть? Номер? Фамилия и звание командира? — вел допрос Али, хотя всем до лампочки была фамилия российского военоначальника, приведшего в их город солдат, как и номер войсковой части. Али попросту издевался над пленным, опуская его на самое дно унижения, и сам от того получал моральное удовлетворение.

Солдатик шмыгнул носом.

— Командир батальона майор Сушкин. Но он погиб… Там лежит. — Показал на комнату отдыха поваров. — Я правду говорю, можете проверить!

Али сходил в поварскую и вышел, брезгливо плюясь.

— Точно. Там он… Поджаренный, как шашлык.

— Ну вот, — оживился пленный. — Я же говорил… Я не вру…

И от его сбивчивых фраз Шамалу сделалось еще более тошно. Этот цирк пора было кончать.

— Идем со мной.

Взяв солдата за бушлат, выдернул его к выходу. Тот захромал, с испугом косясь на обступивших дудаевцев.

Вытолкав пленного в конец коридора, Шамал показал на стену.

— Вставай.

Прочитав на его лице приговор, рядовой Клыков затрясся. Колени его не держали, он сполз на пол.

— Не убивайте… — просил он, с ужасом глядя в черный зрачок автомата. — Я же ничего не сделал… Я не стрелял! У меня мама…

Отвернувшись и ненавидя самого себя, Шамал спустил собачку. Прогрохотала короткая очередь.