Аурел Михале - Августовский рассвет (сборник)

— Так, стало быть! Ишь ты, а мне и в голову не пришло. Эх, и почему я теперь не дома?.. Уж я бы прошелся плугом по землице нашего господина Строеску! — взрывался кто-нибудь из солдат, с гневом оглядываясь вокруг себя.

Люди долго обсуждали услышанное, и кто-нибудь говорил:

— Что-то не все понятно. Пойду к товарищу, пусть он мне еще раз объяснит!

Чуря не терял времени даром. Солдаты многое узнали от него о программе партии и только теперь по-настоящему поняли, что это за партия. Они начали доверять ей и любить ее.

— Ладно, товарищи найдут на них управу. Товарищи не дадут боярам и дальше творить все, что вздумается.

Неделю назад Андрей Чуря почувствовал, что люди охладели к нему. Даже Гица Кэшару и тот отдалился от него.

Гица Кэшару был в отделении самым младшим солдатом, призыва 1944 года. Несмотря на свою молодость, он имел сильный характер, обладал быстрым умом и любознательностью, которая заставляла его искать иной смысл в вещах, чем тот, который удовлетворял остальных. Поэтому Андрею Чуре он нравился больше других.

С другой стороны, Гица Кэшару сам больше остальных хотел узнать подробно о программе товарищей. Чуря приписывал это его горячей натуре, не мирящейся ни с какой несправедливостью.

— Неня Андрей, если мне повезет и я останусь в живых, то запишусь к товарищам. Но только примут ли они меня?

— Думаю, что примут. Впрочем, я дам тебе рекомендацию.

— Что значит «дам рекомендацию»?

— Это значит, я поручусь за то, что ты честный человек и храбро сражался против гитлеровцев.

И действительно, Чуря с удовольствием дал бы рекомендацию Гице Кэшару для вступления в партию.

Гица Кэшару был третьим сыном вдовы, владевшей всего двумя погонами [3] Погон — мера земли, равная 5012 м 2 . — Прим. ред. земли. Два его брата женились на бедных девушках, которые не принесли с собой в хозяйство ни клочка земли. Чтобы не умереть с голоду, старшие братья летом работали у других хозяев. Свою землю Гица обрабатывал с двумя невестками и матерью.

Когда началась война, братьев взяли в армию. Дома остались одни женщины. Гицу Кэшару война застала на действительной военной службе. Его, еще не закончившего обучение, отправили на фронт. Вот уже четыре года, как он не был дома.

Он, имеющий острый ум, очень скоро понял, что означает война, на которую его послали умирать. За годы, пока он воевал на Востоке, в его душе накопилось немало ненависти. Именно поэтому он хотел больше других узнать, что за люди коммунисты и как они думают дать землю таким безземельным крестьянам как он.

Так вот даже Гица Кэшару, его духовный сын, как любил говорить Андрей Чуря, был уже другим.

Может быть, Чуря даже не придал бы этому такого значения, если бы ефрейтор Сфат Ион не перешел к немцам.

Андрей Чуря не очень сожалел о том, что Сфат Ион дезертировал. Тот был сыном мясника, попавшим на фронт только потому, что его отец, как он сам признавался, пожадничал и пожалел какую-то сумму денег, предложив старшине на призывном пункте на десять тысяч меньше, чем тот потребовал.

Прибыв в часть, Сфат Ион сначала устроился артельщиком, потом в офицерскую столовую. Но, к его несчастью, он вызвал неудовольствие полковника, и тот приказал немедленно отправить его на передовую. Здесь при первом же удобном случае он перебежал к немцам.

Андрею Чуре вовсе не было жаль, что тот сбежал, но он не знал покоя, потому что сбежал солдат именно из его отделения. Чуря не успокоился и после того, как убедился, что ни командир взвода, ни командир роты, ни даже командир его батальона, майор Каменица, не придали этому случаю дезертирства большого значения.

— Значит, один из твоих людей смылся? — сказал майор, узнав об этом. — Ничего. Бывает. Семья не без урода. Впрочем, в нашем батальоне это первый случай дезертирства с тех пор, как мы воюем против немцев. Не то что было в России. Знаешь, что это означает? Это означает, что мы не могли оценить как следует свой народ. Мы его недооценивали, презирали. Вот и результат. Так вот, знай, секрет правления состоит в том, чтобы проникнуть в душу народа.

Когда майор Каменица заводил подобные речи, у Чури начинала болеть голова. Правда, майор вел себя по отношению к Андрею доброжелательно. Если судить по его речам, майор был человек с передовыми, демократическими взглядами, но тем не менее Андрею он был глубоко антипатичен. Эта антипатия была чисто интуитивной, потому что конкретно майора не в чем было упрекнуть.

Офицеры тянулись к Каменице, солдаты ценили, что время от времени ночью он добирался до их окопов. Чаще всего майора видели солдаты взвода, которым командовал лейтенант Бобоча. Правда, майор останавливался в укрытии лейтенанта и до солдат не доходил, но все равно считалось, что он бывал там.

В тот день, войдя в укрытие лейтенанта, Андрей Чуря наткнулся на майора.

Майор был в хорошем расположении духа и даже пошутил:

— Ну, ты все переживаешь из-за этого негодяя? Как его звали?

— Сфат Ион, господин майор.

— Имя-то какое любопытное!

Покинув укрытие лейтенанта, Андрей Чуря отправился искать Гиду Кэшару. Хотя ни майор, ни лейтенант не придавали никакого значения бегству Сфата, Андрей Чуря не мог смириться с мыслью, что кто-то убежал к немцам под носом часовых и никто из них ничего не заметил. Тем более что Сфат недавно на фронте и не имел достаточного опыта, чтобы провести часовых.

Фактически он провел только одного из них, а именно часового из отделения Чури. Ведь трудно было предположить, что Сфат рискнул переходить в другом месте. А в этом случае, выходит, он провел Гицу Кэшару, потому что в ту ночь именно он был часовым.

Чуря уже говорил с Гицей Кэшару по поводу дезертирства Сфата, но ни к какому выводу они не пришли. Кэшару, с одной стороны, твердо и громко заявлял, что не сомкнул глаз ни на минуту, а с другой — не исключал возможности, что Сфат мог проскользнуть так, что он его не заметил.

Поэтому, выйдя от лейтенанта — да к тому же и майор напомнил ему о Сфате, — Чуря направился искать Гицу Кэшару. Он нашел его разговаривающим с одним из солдат на дне окопа. Чуря позвал Гицу в свой окоп и, будто случайно, завел разговор о Сфате.

Только на этот раз поведение Гицы Кэшару удивило и вместе с тем обеспокоило его.

— Аи, Гица, Гица! Я не понимаю, как это подлец Сфат сумел пройти незаметно…

— Как видишь, сумел! — быстро и холодно ответил Гица Кэшару.

— Ловок, черт! А ты тоже часовой!.. Под носом у тебя прошел, а ты и не учуял.

— Ну и что?

— Как это ну и что?

— А то, что мы дураки, нас кормят обещаниями. Вот люди и бегут.

— Как ты можешь так говорить, Гица? За одни эти слова тебя следует расстрелять.

Но Гица Кэшару раскричался:

— Ну и что? Будто кто из нас уцелеет! Ни один не спасется!..