Филипп Капуто - Военный слух

В конце месяца вьетконговцы предприняли небольшое наступление на деревню. Дождь в ту ночь шёл слабо. Вода сочилась с разбухшего неба как гной из воспалённой раны. Мы с командиром второго отделения сержантом Коффеллом, которого перевели в первый первого из другого батальона, стояли на смене в грязном окопе, болтая друг с другом, чтобы не заснуть. Мы болтали о доме, женщинах и своих страхах. В джунглях перед нами вдоль реки стелился плотный туман. Казалось, что деревья стоят в глубоких снежных сугробах. Коффелл шёпотом рассказывал мне, как страшно он боится «Попрыгуний Бетти»: это мины такие, которые выпрыгивают из земли и разрываются на уровне пояса. Утром ему предстояло возглавить патруль, и он сказал, что надеется, что они не зацепят ни одной «Попрыгуньи Бетти». Его прежнего ротного поразило такой миной.

— Она ему ногу оторвала по самое бедро, сэр. Бедренную артерию перерезало, и кровь из неё хлестала как из шланга. Мы не могли её остановить. Мы ни хрена не знали, что делать, поэтому просто начали затыкать её грязью, прямо с рисового поля. Мы всё обшлёпывали этот обрубок грязью, но толку от этого не было. Нет, сэр, «Попрыгуньи Бетти» эти, чёрт, как же я их ненавижу.

Автоматическая винтовка глухо грохнула в деревне позади нас. Кто-то из ополченцев Народных сил дал очередь из карабина.

— Чёрт бы побрал этих энэсовцев, опять по призракам палят, — сказал Коффелл.

— Призраки с автоматами не ходят. По звуку на АК похоже.

Затем раздался треск, как будто вспыхнула груда хвороста. Начали рваться ручные гранаты, и трассеры красноватыми огоньками заблестели над нашими головами. Пара пуль шмякнули в позицию по соседству, едва не задев пулемётчика. Низко пригнувшись, я поднял телефонную трубку и позвонил Доджу, взводному сержанту. Он был с другим отделением на школьной позиции, с той стороны деревни. Я спросил, видит ли он, откуда ведут огонь.

— Никак нет, сэр. Нас тут прижали. Даже голов поднять не можем. У нас тут по школе бьют из автоматического оружия. Откуда-то рядом с деревней, но точно сказать не могу.

— Значит, Чарли позади нас. Никого не задело?

— Никак нет, сэр, но ваш покорный слуга чуть-чуть не получил промеж шаров. Рядом со мной раз четыре-пять в стену попало. Штукатуркой всего обсыпало.

Взорвались ещё две гранаты, и стрельба на рубеже прекратилась.

— Додж, слышишь меня? — спросил я, несколько раз щёлкнув кнопкой на трубке. Ответа не было. Гранаты оборвали линию, и у меня теперь одно отделение было прижато огнём к земле, и связи с ними не было.

Перекатившись через бруствер окопа, я пополз к дорожной насыпи посмотреть, на замечу ли дульных вспышек противника. И заметил. Вьетконговцы были в деревне, палили во все стороны. Над дорогой показалась красная светящаяся строчка. Она быстро приближалась ко мне, и один из трассеров просвистел мимо моего уха, так близко, что я ощутил ударную волну. С тошнотным чувством, которое возникает, когда по тебе стреляют сзади, я скатился обратно по насыпи.

— Коффелл, они за нами. Разверни своих. Пусть развернутся к дороге, и скажи им валить там всё, что движется.

— Есть, сэр.

Скользя на животе к рации, я слышал, как сердце колотит в мокрую землю. «Чарли-6, я Чарли-2-Реальный, — сказал я, пытаясь связаться с Нилом. — Слышите меня?» В ответ раздались помехи. «Шестой, я Второй, дайте света на концентрацию-один. Слышите меня, Шестой?» В трубке шипели помехи. Рядом со мной лежал стрелок, направив М14 на дорогу. Он повернулся ко мне. Я его не узнал — в темноте я различал только его пустые, ввалившиеся глаза под краем каски. «Шестой, я Второй. Если слышите меня, то у меня тут в деревне за мной Виктор-Чарли. Одно отделение прижато огнём, связь оборвало гранатами. Дайте света на концентрацию-один». Издевательски шипели помехи. Я стукнул по рации кулаком. От этих отбросов Второй мировой войны, PRC-10, всегда следовало ожидать, что в критической ситуации они откажут.

Промаявшись так минут пятнадцать, я связался с ротным штабом. Нил сказал, что ни о каком бое ничего не знает.

— Он идёт прямо за мной. Или шёл. Сейчас, вроде, кончился.

— А я не слышу ничего, — сказал он.

— Шестой, это потому что он почти уже закончился. Раньше они пёрли всерьёз. Можете дать света на концентрацию-один? Может, засечём, как Ви-Си отходят».

— Я и раньше ничего не слышал, Чарли-Второй.

— Да в деревне, Шестой! Виктор-Чарли в деревне позади меня, ведут бой с энэсовцами. У меня первое отделение к земле прижали.

Я понимал, почему капитан Нил ничего не слышал: он был в лагере роты, за половину мили от рубежа. Он почти всегда по ночам спал там или в блиндаже КП. «Я так переживал, что сплю в своей палатке, пока вы там сидите» — сказал он мне однажды после одной особенно мерзкой ночи. «Так точно, сэр, — ответил я. — Мы тоже по этому поводу переживали».

— Чарли-Второй, потери есть?

— Никак нет.

— Как полагаете — справитесь?

— Подтверждаю. Свету бы не помешало.

— Держите меня в курсе. Я Шестой-Реальный, конец связи.

— Я Второй, конец связи.

В общем, не будет мне освещения. Не полагается мне света.

К тому времени как я кончил разговаривать с Нилом, перестрелка завершилась. Мы связались с командиром НС, который сказал: «Сейчас хокей. Ви-Си ди-ди».

Я снова связался с Нилом. «Виктор-Чарли отошли, Шестой. Потерь нет. Местность осмотрели, результаты отрицательные».

— Вас понял. Как обстановка сейчас?

— Обстановка нормальная, — ответил я. — Без изменений.

На следующее утро в ротной столовке я сидел, обхватив онемевшими руками чашку с кофе. После того боя я не спал. Никто у нас не спал. Нас привели в состояние полной боевой готовности, потому что поступило сообщение о том, что батальон противника движется в нашем направлении. Мы ждали, и, пока ждали, боролись со сном. Нас то и дело дразнил снайпер, шёл непрестанный дождь, но ничего не произошло. На рассвете мы отправились обратно в лагерь, кроме тех, кому выпало оставаться на рубеже или выйти на патрулирование.

Когда я сидел в столовке напротив капитана Нила, дождь шёл по-прежнему. На улице очередь морпехов брела мимо нагревателей, каждый окунал котелок в кипящую воду. Мне хотелось спать. Мне хотелось поспать в сухости и покое четыре-пять часов, но надо было прокладывать телефонную линию на новую позицию. На это должна была уйти большая часть дня. Кроме того, мне надо было проверить, как навели порядок в секторе моего взвода. Нил обнаружил возле школы груду пустых банок из-под сухпая, и очень расстроился по этому поводу. Ему нравилось, когда на поле боя было прибрано. Поэтому мне надо было убедиться, что мои солдаты те жестянки закопали. Надо обязательно не забыть, и всё это сделать. На войне уборка мусора за собой — важное дело. Чей-то голос у меня в голове сказал мне, что я чересчур язвлю. Мне стало стыдно за себя самого. Никто меня не заставлял идти в морскую пехоту или проситься в боевую роту. Сам напросился. Так-то оно так, но признание этой истины не разрешало насущной проблемы: я очень устал, и мне хотелось немного поспать.