Филипп Капуто - Военный слух

— Ладно, где труп?

— Прямо за проволокой, сэр.

Покойник лежал ничком. Затылок у него снесло, и в луче моего фонарика мозги его выглядели блестящим серым сгустком. Кто-то пинком перевернул труп на спину и сказал: «Ах, простите, мистер Чарльз, вам не больно?», и мы схватились за животы от смеха. Я посветил фонариком трупу в лицо. Его широко раскрытые глаза блестнули подобно глазам в голове у чучела. Передав фонарик Коффеллу, я обыскал труп. Было в этом покойнике что-то такое, что меня как-то беспокоило. И дело было не в том, что его так изуродовало — к этому-то я привык. Дело было в его лице. Лицо его было настолько юным, что, обыскивая его, я думал об одном: он ведь просто мальчишка, просто мальчишка. Я не мог понять, почему меня тревожит его юный вид, ведь вьетконговские солдаты, так же как и наши, все были юными.

В поисках документов я содрал с него окровавленную рубашку — так же, как и грудь его, искромсанную картечью из дробовика. Кто-то брякнул: «Лейтенант, он же простудится». Все снова засмеялись. Я присоединился к всеобщему смеху, но уже потише, чем раньше.

В карманах у мальчишки документов обнаружено не было, ремня с подсумками на поясе — тоже. Не было никаких доказательств того, что он вьетконговец. Это ещё больше меня обеспокоило. Я встал и, забрав у Коффелла фонарик, направил его на мёртвое лицо мальчишки.

— У второго что-нибудь было? — спросил я Аллена.

— Никак нет, сэр.

— Документы? Оружие?

— Никак нет, сэр. Ничего не было.

— А в доме? В доме-то было хоть что-то, из чего мины делают?

— Никак нет, сэр.

— Ни поддельных документов, ничего такого?

— Никак нет, сэр. Мы ничего там не нашли.

Смех прекратился. Я повернулся к Кроу.

— Ты совершенно уверен, что это один из тех, на кого пацан показал?

— Так точно, сэр, — ответил Кроу, пряча взгляд.

— Расскажи ещё раз, за что ты его застрелил.

«Веткой по лицу хлестнул, как Аллен сказал». Кроу не поднимал на меня глаз. Он уставился в землю. «Он хлестнул меня веткой по лицу и попытался убежать, ну, мы его и похерили».

Казалось, в воздухе повисло ощущение вины. Я не отрывал глаз от трупа, на меня волной накатил ужас — я узнал это лицо. Я словно резко вышел из гипнотического транса. Переход был таким неожиданным, как будто я проснулся, только что увидев страшный сон, с той разницей, что из одного кошмара я попал в другой.

— Аллен, всё произошло именно так? — спросил я. — Пленный совершил попытку сбежать?

— Насколько мне известно, так точно, сэр. А Кроу его пристрелил.

Так, уже оправдывается. «Ладно, если кто-нибудь спросит, говорите, что оба наткнулись на вашу засаду. Именно так и говорите, и ничего другого, всех касается. Они наткнулись на вашу засаду, и вы убили одного и взяли в плен другого. Затем этот пленный совершил попытку побега, поэтому вы его тоже убили. Поняли? И никому не говорите, что утащили его из деревни».

— Есть, сэр, — ответил Аллен.

— Вали отсюда, передай всем прочим. Ты, Кроу, тоже.

— Есть, сэр, — ответил Кроу, повесив голову как нашкодивший мальчишка.

Они ушли. Я ещё постоял, глядя на труп. Широко раскрытые блестящие, остекленевшие глаза укоризненно смотрели на меня. Раскрытый рот убитого мальчишки безмолвно кричал о том, что он ни в чём не виновен, о том, что нам должно быть стыдно. В темноте и неразберихе, из-за страха, усталости, движимые грубыми инстинктами, приобретёнными на войне, морпехи совершили ошибку. Ужасную ошибку. Они убили не того человека. Нет, не они — мы. Это мы убили не того человека. Невинная кровь этого мальчика была не только на их руках, на моих тоже. Это я их туда послал. «Господи, что же мы наделали?» — думал я. Я ни о чём больше думать не мог. Господи, что же мы наделали? Господи, пожалуйста, прости нас. Что же мы наделали?

Выключив фонарик, я приказал Коффеллу собрать похоронную команду. Я не знал, что ещё можно было поделать с телом осведомителя Кроу, мальчишки по имени Ле Дунг.

Пишущие машинки в сборном домике затрещали с восьми часов, сразу же после прихода штабных юридического отдела, у которых начался обычный рабочий день, заполненный печатанием обычных отчётов. Светился красный огонёк на электрическом кофейнике, и вентиляторы на столах штабных работников разгоняли тёплый плотный воздух. Эти довольные, цветущие на вид ребята спокойно проспали восемь часов (как обычно), позавтракали беконом с яйцами (как обычно, хотя иногда в столовой штаба дивизии подавали и блинчики). Видно было, что скучная работа им уже немного наскучила, но они были вполне довольны своей жизнью — работая в тылу, они обладали тем, чего не было у их соратников в боевых ротах: уверенностью в своём будущем.

Я сидел в углу домика со своим защитником, лейтенантом Джимом Рейдером, глядел на писарей и жалел о том, что я не был одним из них. Как приятно было бы заново обрести будущее. Возле домика суетилась куча свидетелей: морпехи и крестьяне-вьетнамцы, видно было, что последних вводят в некоторое замешательство судебные игры, в которых им вскоре предстояло сыграть отведённые им роли. Один из штабных выругался себе под нос, когда вентилятор согнал с его стола какие-то бумажки. Порыв искусственного ветра прошёлся по стене за его спиной, взъерошив листы его «стариковского» календаря. Календарь украшал порнографический рисунок, под которым сбоку от слова «Июнь» располагалось число «1966». Все дни были уже крест-накрест перечёркнуты, за исключением сегодняшнего числа, 30-го. В этот день младшего капрала Кроу должны были судить по двум пунктам обвинения в умышленном убийстве.

Я должен был выступать на суде в качестве свидетеля обвинения. В этом был некий абсурд, т. к. на следующее утро меня должны были судить, и тот же обвинитель должен был предъявить мне такие же обвинения. С другой стороны, уже то, что нам вообще предъявили обвинения, было абсурдным. Нас научили убивать, нам приказывали убивать, а теперь нас собирались предать военно-полевому суду за то, что мы убивали.

На столе Рейдера лежала переплетённая стопка бумаг толщиной с телефонную книгу небольшого городка, озаглавленная «Следственное дело». Оно было результатом пятимесячной работы разнообразных военных юристов, и в двух верхних стандартных формулярах — DD457 и DD458 — содержались предъявляемые мне обвинения: «…в том, что первый лейтенант Филип Дж. Капуто… совершил преднамеренное убийство гражданина Республики Вьетнам Ле Дунга. В том, что первый лейтенант Филип Дж. Капуто… совершил преднамеренное убийство гражданина Республики Вьетнам Ле Ду». Было и третье обвинение, результат моей панической попытки отрицать, что я пытался сокрыть эти убийства: «В том, что первый лейтенант Филип Дж. Капуто… в установленном законом порядке подписал под присягой ложное заявление, а именно: «Я не приказывал им придерживаться своих показаний», каковые показания он позднее признал ложными».