Михель Гавен - Месть Танатоса

— Ким знает твой позывной?

— Да, я когда-то называла ей. Неужели забыла? Поздно, поздно мы хватились, — Лена сокрушенно покачала головой, — но здесь была такая неразбериха. Просто паника. Впрочем, — она грустно улыбнулась, — в последний год неразбериха здесь всегда. Входи, — Райч открыла дверь, пропуская его в радиоцентр. Увидев офицеров, радисты встали, вытянувшись, и подняли руки в приветствии. Лена знаком разрешила им продолжить работу. Затем подошла к крайнему слева, спросила негромко: «Ну, как? Есть что-нибудь?»

— Никак нет, госпожа полковник, — снова вскочив, радист снял наушники и вытянулся по стойке «смирно».

— Разведчики сообщают, — доложил он, — что пока ничего, что могло заинтересовать Вас, не заметили.

— Я приказала им спуститься как .можно ниже, — объяснила Лена Скорцени, — это очень опасно. Они подставляют себя под двойной удар: с воздуха и с земли. И все равно — ничего. Передайте, — обратилась она к радисту, — пусть продолжают поиск.

— Слушаюсь, госпожа полковник.

— Нам ничего не остается, как ждать, — заключила Лена. Быть может, чашку кофе? — предложила она оберштурмбаннфюреру, — Я падаю с ног от усталости. Сбилась со счета, сколько ночей не спала. Пройдем в штаб.

Погоня неминуемо настигала их. Они бежали, пробиваясь через мелколесье и бурелом, утопая в пропитанном влагой мху. Пули свистели над их головами, но они не отвечали — берегли патроны. Было ясно: патроны еще пригодятся, хотя бы для себя.

Маренн видела, что Ральф очень плох. Он едва держится на ногах. Время от времени она помогала ему, но и сама уже не могла бежать. Она задыхалась, в глазах темнело — больное сердце не справлялось с нагрузкой. Медикаменты, съестные припасы — все пришлось бросить. Только автоматы, патроны, несколько гранат…

Слыша неумолимо приближающиеся чужие голоса, яростный лай собак и поминутно пригибаясь под свинцовым ливнем, они оба, каждый про себя, уже понимали, что все решено — вырваться им не удастся. Но надо, надо идти. Сдаваться нельзя.

За густой порослью молодой осины открылась широкая поляна. На ней — разбитая немецкая техника, брошенная отступающей армией. Едва ступив на пожелтевшую осеннюю траву, Ральф с хрипом упал на землю лицом вниз.

— Все, — прошептал он, — я больше не могу. — Маренн склонилась над ним, перевернула его на спину, приподняла голову. Лучик холодного осеннего солнца скользнул по его мертвенно-бледному лицу. Он открыл потускневшие глаза и, с трудом разжав искусанные до крови губы, произнес:

— Иди. Уже осталось недалеко. Ты знаешь куда.

Маренн отрицательно покачала головой:

— Одна я не пойду.

— Маренн, не глупи, — упрекнул ее Фелькерзам. И несмотря на то, что сознание едва держалось в нем, он даже рассердился. — Вместе нам не дойти. Иди. Я прикрою тебя. Скорей. Тебе надо пересечь поляну, пока они не приблизились настолько, чтобы простреливать ее прицельно. Иди, Маренн. Возьми карту.

— Нет, — снова отказалась она. — Мы пойдем вместе, Ральф. Держись за меня. Вот так, — она помогла ему подняться на ноги.

— Маренн, — он попытался возразить ей, но она не дала ему договорить.

— Если надо, я понесу тебя… — заявила уверенно.

Он очень плохо чувствовал себя, но, услышав ее слова, рассмеялся. Почти волоча Ральфа на себе, Маренн с трудом дошла до ближайшей разбитой машины. Русские уже появились на краю поляны — показались силуэты солдат в защитного цвета гимнастерках и пилотках, брызнувшие автоматные очереди заставили Маренн и Ральфа укрыться за автомобилем.

Понимая, что дальше он уже не сможет идти, Ральф, пристроившись в проеме между кабиной и разбитым кузовом, начал отстреливаться короткими очередями.

— Уходи, — приказал он Маренн, — немедленно. Пока я могу еще удержать их.

Маренн молчала. Но в ее зеленоватых глазах он прочел решимость и протест.

— Иди, — настаивал Фелькерзам, — и если тебе удастся дойти до наших, скажи там, в Берлине, чтобы они не волновались — Ральф фон Фелькерзам не сдался в плен. Последнюю пулю я оставлю себе. Не промахнусь.

Маренн отвернулась. Без слов она перезарядила автомат и начала искать место, где можно было бы лечь, чтобы при стрельбе экономичнее расходовать патроны. Случайно взгляд ее упал на кабину автомобиля, скользнул по опрокинутым приборам. В первый момент она не обратила на них внимания: все брошено, разбито — что здесь могло сохраниться?

Но какой-то внутренний толчок побудил Маренн присмотреться: в самом деле, она не ошиблась — рация! В разбитой штабной машине — портативная рация! Еще не отдавая себе отчета, чем это может помочь им, Маренн бросилась к прибору — проверить, работает ли…

Включив его, к своему удивлению и радости, она услышала… эфир: немецкий радист настойчиво вызывал какого-то «Кондора».

— Они окружают поляну! Иди! — крикнул ей Ральф, оборачиваясь. Но взглянув на нее, осекся. — Что ты делаешь? Зачем?

Маренн не ответила ему. Она вдруг вспомнила, как в Праге весной 42-го Хелене Райч сказала ей при расставании: «Я знаю, Вы часто бываете на фронтах. Если Вам когда-нибудь понадобится помощь, запомните мой позывной — я всегда помогу Вам. Мой позывной "Орел-1"».

Надев наушники, Маренн взяла микрофон: «Орел-1, Орел-1, — дрожащим от волнения голосом произнесла она. — Ответьте. Орел-1». Где сейчас Лена? Быть может, она услышит ее… Орел-1… А если Лены и нет поблизости… Или эта рация слишком слаба…

Лена… Орел-1… Маренн с отчаянием вслушивается в молчащий, потрескивающий эфир. Автоматная очередь просвистела над ее головой. Ральф фон Фелькерзам короткими очередями строчил из «шмайсера» и недоуменно поглядывал на нее: он не понимал ее намерений — только зря тратит время!

Уже потеряв всякую надежду, Маренн решилась выключить рацию, и вдруг в наушниках отчетливо прозвучало:

— «Я — Орел-1. Слушаю». Это был голос Лены. Услышав его, Маренн вздрогнула. Ей показалось, она ослышалась — так велико оказалось захватившее ее отчаяние. Но твердым, серьезным голосом Хелене Райч повторила: «Я — Орел-1. Прием». Сказала так, как будто была рядом. — Лена! — крикнула Маренн в микрофон, едва сдерживая готовые прорваться слезы. — Лена!

Райч сразу узнала ее. Спросила коротко:

— Где ты?

— Ральф, где мы? — Маренн дернула Ральфа за рукав. Эфир затрещал. Маренн испугалась, что потеряет Райч.

— Лена!

— Я слушаю, — донеслось до нее сквозь шум.

— В каком мы квадрате?

Ральф быстро показал ей на карте.

— Лена, ты слышишь! — Маренн отчаянно пробивалась сквозь помехи. Голос Райч захлебывался в волнах эфира.

— Я — Орел-1. Вас поняли. Летим. Держитесь, — последние слова растаяли, как будто канули в пропасть. Снова какой-то радист безуспешно вызывал «Кондора», доносились раздраженные голоса на чужом языке. Затем все стихло. Наверное, кончилась батарейка. Но это уже было неважно.