Михель Гавен - Месть Танатоса

Маренн остановилась, раздумывая.

— Он там? — тихо спросила она.

— Ну, конечно, там — раз крест вручают, — Ирма не скрывала недоумения. — Что ж, ему вручают заочно, ты полагаешь? Он там, и я тебе скажу — очень красив в парадной форме, — добавила она многозначительно.

— Я не пойду, — вдруг решила Маренн, сама не зная толком, почему.

— Как это так? — Ирма остолбенела от ее слов и попала каблуком в щель между паркетом и стеной — тихо посетовав, освободила ногу.

— А с какой стати? — продолжала Маренн. — Меня ведь не приглашали…

— Тебя для этого и вызвали сюда! — Ирма явно сердилась на нее. — Как ты думаешь, почему я бегаю взад-вперед? Только тебя все и ждут! В том числе и дуче.

— Там еще и дуче? — ужаснулась Маренн.

— Там сам фюрер, дуче, рейхсфюрер, рейхсмаршал… — наседала Ирма. — И все ждут только тебя. Пошевеливайся. Я уже вспотела от твоего упрямства.

— Я не пойду, — повторила Маренн, снова поворачиваясь к лифту. — Кто я ему? И потом, там, вероятно, эта… фрау Гретхен, — она внимательно посмотрела на Ирму, ожидая ответа.

— Ну, конечно, она там, — спокойно ответила та, — так что с того? Она со своим мужем. Да и нужна она ему!

— Нет, не хочу!

— Маренн, — проговорила Ирма ласково и взяла ее за руку, — он звонил Алику из Вены, он беспокоился о тебе. Он тебя любит. Ну, что там Грета Браун! Фюрер быстро поставит ее на место, чтобы не компрометировала семью публично. Ведь не ее же он пригласил, чтобы сделать подарок герою, а тебя. Потому что он знает, все знают — Отто Скорцени никто не нужен, кроме тебя. Пусть Грета Браун лопнет от злости. И не фюрер, не дуче, не рейхсмаршал. Главное, что он тебя ждет. А? — Ирма наклонилась, чтобы заглянуть ей в лицо. — Он несколько раз уже спрашивал меня. Если бы он не требовал, бегала бы я тут! Ты же знаешь мою лень. Ну что, идем? — она потянула Маренн за руку. — А то там Алик сейчас слопает все самое вкусное, и мне ничего не достанется.

— Я слышала, твой Алик ест с обеда, — грустно улыбнулась Маренн, медленно следуя за Ирмой по коридору.

— Какое там с обеда! — Ирма махнула рукой. — С самого утра! Они встречали Скорцени на аэродроме. Потом — мероприятия разные. Маренн, мне что, тебя тянуть, что ли?

— Но я не в бальном платье, — снова засмущалась она. — Даже не в парадном мундире. Я только что с самолета. Мне неудобно…

— Ерунда, — Ирма решительно отвергла все ее доводы. — Ты все равно самая красивая для него. А платье, — она заговорщицки улыбнулась, — платье я тебе приготовила на всякий случай, потом переоденешься. Сейчас главное — показаться, — говорила она поспешно. — Раз сам фюрер в курсе дела. Понимаешь? Ты же — офицер, выполняла задание. Слава и почет. Не подводи своего любимого. Я же знаю, что он у тебя единственный любимый.

Услышав последнее замечание подруги, Маренн внимательно посмотрела на нее, но Ирма как ни в чем не бывало направлялась к зеркальным дверям обеденного зала.

Склонившись к уху Скорцени, Бенито Муссолини игриво спросил у него:

— Ну, оберштурмбаннфюрер, Вы не забыли, — показывайте: где Ваша дама? Здесь столько красивых женщин. В основном светловолосые, с белой кожей. Я нахожу, что арийки обладают какой-то особой лучистой красотой, — он прищелкнул языком. — Вон та, например, видите? А которая из них Ваша дама?

— Она… — Скорцени уже приготовился было ответить, что его дама отсутствует сегодня, и придумывал предлог. В очередной раз, уже без всякой надежды, он взглянул на дверь. В этот момент высокие зеркальные двери банкетного зала распахнулись и в сопровождении Ирмы Кох появилась Маренн, в черной эсэсовской форме, загорелая, с распущенными темными волосами…

— Извините, дуче, — Скорцени сразу поднялся и вышел из-за стола, направляясь к ней.

Увидев оберштурмбаннфюрера, Маренн остановилась. В одно мгновение для нее улетучился разноголосый веселый шум и перезвон бокалов, померкли тысячи огней, блистающие в люстрах и зеркалах… Она уже не слышала слов Ирмы, не чувствовала, как та подталкивала ее вперед. Она не заметила, как подошел Науйокс и, взяв Ирму под руку, увел с собой. Она смотрела в его лицо, едва заметив новенький Рыцарский крест, висевший у него под воротником, и не сразу обратила внимание, что все присутствующие в основном смотрели на нее и на Скорцени. Он подошел и, сжав ее руку, негромко проговорил:

— Я рад, что ты нашла сегодня время, чтобы прийти сюда.

— Я ничего не знала, — вырвалось у нее смущенно, она тут же добавила: — Я поздравляю тебя.

— Спасибо, — он улыбнулся, в глубине его светло-синих глаз зародился знакомый ей, волнующий, теплый свет. Он щедро пролился на нее, обволакивая и согревая.

— Идем, — пригласил ее Скорцени, — я представлю тебя дуче.

Держа Маренн за руку, он провел ее сквозь живой коридор людей, среди которых было много молодых нарядных женщин. Она приветливо улыбалась окружающим, замечая их взволнованные и любопытные взгляды, довольную улыбку Науйокса, дружелюбные лица Адольфа Эйхмана и его жены Веры, благодушно-хитроватую физиономию Мюллера и оскорбленный вид Гретхен Браун. Проходя мимо Шелленберга, она взглянула на его усталое, осунувшееся лицо и опустила голову, чтобы не встречаться глазами.

Скорцени подвел ее к правительственному столу. Маренн приветствовала фюрера, который удостоил ее кивком головы. Потом — рейхсфюрера и поймала на себе его укоризненный взгляд сквозь стекла очков. Затем Скорцени подвел ее к Муссолини.

— Дуче, — обратился он к итальянскому вождю, — позвольте выполнить свое обещание и представить Вам мою жену.

«Жену» — это слово мгновенно пронеслось по всему залу, отдалось во всех его уголках. На многих лицах возникло недоумение. Гитлер удивленно приподнял брови. Неудачным движением Гретхен Браун, сидевшая недалеко от фюрера, опрокинула на платье вино. Маренн смутилась, но, не желая показать своих чувств, приветствовала Муссолини по-итальянски.

— Я счастлива, — произнесла она с очаровательной улыбкой, — что мне представилась возможность лично познакомиться с Вами, дуче. Это большая честь для меня.

Она видела, что Муссолини озадачен, что он разглядывает ее мундир, погон на плече, бросая вопросительно-непонимающие взгляды то на Скорцени, то на Гитлера, то снова — удивленно, недоуменно и восхищенно — на нее. Вероятно, он ожидал увидеть нечто другое. Наконец итальянец встал. Его темные глаза буквально впились в Маренн.

— Bellissima, — произнес он с придыханием, — bellissima. Вы итальянка?

— Нет, — ответила Маренн, слегка склоняя голову, — но у меня есть немного итальянской крови.

— У Вас настоящие итальянские глаза, — продолжал Муссолини восхищенно, — черты лица, как у мадонн на фресках Веронезе, а волосы… Это волосы Венеры. Мой друг, Адольф, — он обратился к Гитлеру, — я понимаю, что с такими женщинами Вы вправе претендовать на первенство во всем мире.