Михель Гавен - Месть Танатоса

Благодаря неустанным заботам Маренн лейтенант Фриц Зеллер уже через полгода вернулся в строй. В начале сорок-четвертого года он снова предстал перед своим командиром, обергруппенфюрером СС Генрихом фон Айнзибелем, и принял под команду танковый дивизион дивизии СС «Мертвая голова», которая вела кровопролитные оборонительные бои на территории Украины и Белоруссии.

Ночь на 20 июля 1944 года выдалась жаркой и душной. Было безветренно. И несмотря на то, что все окна на вилле Маренн в Грюнвальде были распахнуты, в комнатах дышалось трудно. Маренн, у которой от духоты разболелось сердце, не могла сомкнуть глаз.

Она завидовала Скорцени: утомленный любовью, он безмятежно спал рядом, во сне прижимая ее к себе. Стараясь не разбудить его, Маренн осторожно высвободилась из его объятий и, накинув на плечи легкий атласный халат, вышла в сад.

Здесь ей показалось прохладнее. Маренн села на ступени крыльца и закурила сигарету, наблюдая, как, заливая розовым светом чистый, безоблачный горизонт, на востоке поднимается солнце.

Вокруг царила тишина, только в лесу птицы трелями приветствовали рассвет. Маренн вспомнилось, как когда-то, когда дети ее еще были маленькими, она каждый день поднималась рано, чтобы приготовить им завтрак и собрать в школу. Потом провожала их на занятия и спешила на работу. На работу и на учебу, и снова — на работу… И так много лет подряд. А по воскресеньям она посылала Штефана в соседнюю лавку за продуктами.

Теперь, когда Штефана уже не было с ней, Маренн с особой грустью думала о тех годах. Дни, проведенные с сыном, незаметные прежде, приобретали в ее памяти особое значение. Чем дальше отдалялось эхо страшного сражения, унесшего его жизнь, тем отчетливее всплывали бессонными ночами далекие мгновения тех лет, когда он находился рядом. Она неожиданно вспоминала уже безнадежно забытые слова и лица, ничего не значащие в прошлом события… Из юности, из прошлых лет и зим ее мальчик беседовал с ней, на какое-то время снова приближаясь…

Маренн признавалась себе, что за год, минувший со дня его гибели, не проходило ни минуты в череде летящих месяцев — ни одной редкой, свободной минуты, — когда, оставаясь наедине с собой, она бы не думала о нем. Пронесся год… Боль ее не угасала. Она ушла вглубь, она разъедала ее изнутри. Казалось, она не сможет дышать без него. Но вот уже прошел год. Целый год… Как она прожила его? Как-то прожила… «Мой бедный, мой любимый Штефан, если бы ты знал как болит о тебе мое сердце! Сколько еще мальчиков погибло за тот год… Мне ли, твоей матери, не знать об этом. Скольких из них, раненных в боях, я спасла на операционном столе. Только тебя не смогла, милый мой… милый». На глаза навернулись слезы. Маренн сразу одернула себя.

Нет, нет, сейчас нельзя раскисать. В клинике ее по-прежнему ждало много работы: последнее наступлении русских в Галиции нанесло вермахту большой урон и раненые, отобранные ею в прифронтовых госпиталях для операции в Шарите, постоянно прибывали… Сейчас надо сварить кофе и будить Отто — днем он должен ехать в Вену для инспектирования школы подводных диверсантов.

Маренн затушила сигарету и, поднявшись, пошла принять душ. Проходя, она взглянула на часы в гостиной: они показывали начало седьмого утра.

В начале седьмого утра 20 июля 1944 года граф Клаус Шенк фон Штауфенберг, полковник, начальник штаба командующего армией в Берлине, правнук Гнайзенау — героя войны против Наполеона — выехал из своего дома на аэродром Рангсдорф для того, чтобы лететь с докладом в ставку Гитлера в Растенбурге. В руках Штауфенберг держал портфель с официальными бумагами. Такой же скромный коричневый портфель имел при себе и его адъютант: в нем находились две бомбы, начиненные английской взрывчаткой, хранившейся на секретных складах абвера — бомбы, которые по решению заговорщиков в этот день должны были убить фюрера и круто изменить судьбу Германии.

В 12.41 в ставке Гитлера «Волчье логово» прогремел мощный взрыв. Он раскидал толстые каменные стены барака, в котором проходило совещание: взлетела крыша, пламя п дым повалили из выбитых окон. Погибли несколько человек, почти все присутствующие получили ранения разной степени тяжести. Однако благодаря случайному стечению обстоятельств сам фюрер не пострадал.

В Берлине о покушении узнали только во второй половине дня, так как связь со ставкой фюрера в Растенбурге была нарушена. Но уже к 16.00 в городе стали происходить странные события: уличное движение полностью остановилось, по приказу военного коменданта по тревоге подняли охранный батальон, гарнизон в Шпандау и два военных училища. Командующий Берлинским гарнизоном генерал фон Хазе приказал армейским подразделениям блокировать правительственный квартал и применять силу, если части СС попытаются войти в город.

Все свидетельствовало о том, что в столице произошел военный мятеж. Войска маршировали по Берлину, занимали государственные объекты и… им никто не препятствовал. Несмотря на то, что в своих кабинетах на Вильгельмштрассе, Принцальбрехт и Беркаерштрассе присутствовали все, чей непосредственный служебный долг обязывал оказать мятежникам сопротивление: шеф СД Кальтенбруннер, шеф гестапо Мюллер, шеф разведки Шелленберг, — как сговорившись, они бездействовали. И хотя специальные части СС, выведенные в этот день на учения в район Потсдама, согласно секретному приказу уже спешили к городу, в Берлине, затаив дыхание, все ждали главного сообщения: жив ли фюрер.

В ведомстве Геббельса царила неразбериха, приезжали и звонили должностные лица, сбитые с толку противоречивыми слухами. Главное информационное управление бездействовало — радиоцентр захватили мятежные курсанты пехотного училища. Только в 17.30 прошло сообщение, что Гитлер жив. Командир курсантов, блокировавший дом радио, был настолько запуган и сбит с толку хорошо поставленным голосом.Геббельса и его аргументами, что даже не воспрепятствовал выходу передачи в эфир.

В это время Гиммлер, находившийся в ставке фюрера, уже вылетел в Берлин. Его назначили командующим внутренней армией, и перед тем, как сесть в самолет, он наконец дал приказ о проведении операции по подавлению путча. Странное бездействие закончилось. Геббельс, избежав ареста, перетянул на свою сторону некоего майора Ремера, командира охранного батальона, которому заговорщики поручили захватить Министерство пропаганды — он дал майору возможность лично поговорить с Гитлером по телефону. По приказу фюрера бывший заговорщик, произведенный в полковники и назначенный ответственным по обеспечению безопасности правительства, послал солдат для захвата гарнизонной комендатуры и известил все воинские части в районе Берлина, что они переходят в его подчинение.