Богдан Сушинский - Колокола судьбы

— Ну, так всё, отсиделись! Вон они, там! Может, и схватим хотя бы одного! Не за грош, так за спасибо.

Капитан вовремя перехватил ствол автомата Мазовецкого и предостерегающе поднял руку перед лицом Корбача, затаившегося чуть левее его. Полицаев оказалось трое, они прошли в каких-нибудь двадцати метрах от кустарника, и, возникни сейчас иная ситуация… Но партизанам нельзя было выдавать себя. Иногда выигрывает не тот, кто вовремя выстрелил, а тот, кто вовремя снял палец со спускового крючка, — Беркут знал это по собственному опыту. Выждав, пока полицаи зайдут за гряду камней и заросли ельника, он первым метнулся к пролегавшей неподалеку ложбине.

По подземному пещерному руслу они без особых приключений добрались до выступа, за которым чернел вход в бункер, и Беркут, достигший его первым, прислушался к тому, что происходит внутри. Выстрелы сюда не долетали, за каменной плитой тоже вроде ничего не происходило: ни голосов, ни движений. Но именно эта тишина настораживала его и заставляла все оттягивать и оттягивать мгновение, когда нужно будет отодвинуть плиту и протиснуться в узкое пространство, которым заканчивалась подземная обитель Легионера.

— Позволь мне, — прошептал Мазовецкий, оттесняя капитана от входа. — Я позову Смаржевского по-польски. В меня он не выстрелит. Попробует договориться, завербовать.

Беркут осветил лучом плиту и, погасив фонарик, хлопнул поручика по плечу.

— Подстрахую. Войдешь в пещеру — присядь.

Эта плита-колонна была не тяжелой, но они потратили минут десять, чтобы неслышно сдвинуть ее и дать возможность Владиславу нырнуть в пролом.

— Пан майор, пан майор! — услышал Беркут голос Владислава, стоя за ребром плиты и держа под прицелом проход, в котором едва-едва угадывались отблески фонаря. Он помнил, что одна «летучая мышь» висела в этом подземелье под потолком, другая стояла в неглубокой нише.

— Не стреляйте! — едва различил Беркут негромкий ответ, однако принадлежать Смаржевскому голос не мог.

— Это ты, Крамарчук? Я — Мазовецкий.

Услышав это, Беркут сразу же рванулся в нишу вслед за поручиком.

— Спасай, душа твоя антихристовая! — умолял сержант Крамарчук. — Закрючили меня.

Крамарчук, связанный, избитый, был подвешен на веревке, переброшенной через вбитый в потолок крюк так, что едва касался носками пола.

— Кто здесь был, где они? — негромко спросил Беркут, выхватывая из-за голенища нож и быстро перерезая веревки.

— Поляк и еще какой-то немецкий офицер. Когда завязалась стрельба, они бежали.

— Ты ранен, цел?

— Пока только мордобоем занимались, — зло сплюнул сержант. — Сначала в дипломатию играли, но под конец рассвирепели… Когда один из них присмотрелся и понял, что дал маху.

— Это был Штубер? Немецкий офицер Штубер? Поручик, выгляни. Только осторожно.

— Нет, не он. И по-русски этот плоховато говорит.

— Значит, ждали, пока подъедет Штубер. Офицер, очевидно, командовал взводом, устроившим засаду.

— Смотри, капитан, — удивленно воскликнул поручик, — здесь, в нише, целый арсенал! Три автомата, пистолет, гранаты.

— Поищи хорошенько, здесь и пушку найдешь, — ответил вместо Беркута Крамарчук, одной рукой хватая свой валявшийся на столе немецкий офицерский ремень с двумя пистолетами, а другой — автомат. — Ну, христопродавцы!.. Теперь у меня с вами будет другой разговор. Ты, капитан, тоже хорош. Что ж ты мне не сказал, что в этой берлоге есть еще один выход?

— Думаешь, это пригодилось бы?

— Ты же видишь, как мне везет на каменные склепы!

Мазовецкий осторожно отодвинул прикрывающий основной вход камень-стояк и выглянул. В подземелье проникли первые, едва пробившиеся через частокол сосняка, лучи холодного утреннего солнца. Владиславу оно показалось горным миражом.

Пока он изучал подходы к пещере, все трое быстро разбирали арсенал майора: рожки с патронами, гранаты, запасные обоймы к пистолетам.

— Пора уходить, командир, — первым подал голос Корбач. — Иначе немцам придется вбивать сюда еще несколько крючьев.

— То есть как это — уходить? — нервно рассмеялся Крамарчук. — Ты что?! Не дождавшись хотя бы одного из них?! Да я его на этот же крюк!

— Корбач — на поверхность! — вмешался Беркут. — Замаскируйся. В бой вступаешь в крайнем случае, когда будем отходить. Позицию занимай так, чтобы контролировать оба выхода.

— Капитан, гости! — послышался голос Мазовецкого. — Майор Смаржевский и немец. Буду встречать у входа. — Он юркнул в проход и сразу же задвинул за собой камень.

Андрей прислушался. Под завывание ветра, прорывавшегося в щели между камнями, стрельба то затихала, то вспыхивала с еще более яростной силой. Но при этом явственно удалялась к возвышенности, куда уводила карателей группа младшего лейтенанта. Эти же двое — немецкий и польский офицеры — возвращались, решив, что опасность окончательно миновала. Прозрение их должно было стать жестоким.

Беркут метнулся к висевшей под потолком лампе, погасил ее, оставив гореть только ту, что в нише, и, вернувшись к выходу, прижался к боковой стенке. Крамарчук затаился по другую сторону, втиснувшись в углубление, к которому подступали нары.

— Займешься первым, — успел предупредить капитан. — Если Смаржевский — не убивать.

Зашуршала плита, на серой каменной стене отразилось похожее на изогнутое велосипедное колесо очертание входа. Оно становилось все ярче и ярче.

— Ну что, можно отводить этого партизана в дом, — по-немецки сказал Смаржевский. — И отправлять в Подольск. Пусть теперь им занимается гестапо.

— Жаль, что не попался сам Беркут, — ответил немец, когда, низко пригнувшись, майор уже переступил каменный выступ-порог пещеры.

Ответить Смаржевский не успел. Андрей захватил его за волосы, оглушил рукояткой пистолета и толкнул к Крамарчуку, а сам нырнул в тамбур пещеры, в которую, низко нагнувшись, уже входил немецкий офицер. От неожиданности немец на какое-то мгновение замер, потом, нервно нащупывая кобуру, дернулся к выходу. Но подоспевший Мазовецкий перехватил его, развернул, обезоружил и, сбив с ног, заставил буквально на четвереньках вползти назад, в бункер…

— Кажется, вы очень сожалели, что не смогли повидаться с Беркутом, — сказал Владислав обер-лейтенанту. — Он перед вами. Что вы хотели ему сказать?

— Теперь уже ничего, — ответил за него Смаржевский, неожиданно придя в себя. — Но хочу напомнить, пан Беркут, что в этом подземелье вы находили приют. Я делал для вас все, что мог.

— Поручик, уведи этого, — кивнул Беркут в сторону обер-лейтенанта. — Поговори с ним в гроте, на берегу речки. Кажется, тебе нужны были мундир и документы. А я задам несколько вопросов мягкосердечному и гостеприимному пану Смаржевскому, который успевает давать приют и партизанам, и гестапо, и целой роте карателей.