Юрий Костин - Немец

Антон и Ральф пошли вслед за полицейским. Возле двери участка слабо держащийся на ногах мужчина, одетый в черную майку и черные джинсы, профессионально ругался русским матом на немецкую полицию. Несколько стражей порядка, включая комиссара Вейде, безуспешно пытались урезонить дебошира. Антон поразился, что делали они это как-то деликатно. Даже, можно сказать, нежно.

«Да,— подумал Антон,— наши менты, по сравнению с этими мюнхенскими голубками, натуральные фашисты».

И сам удивился парадоксальности сей простой мысли, возникшей в этих обстоятельствах и в данной местности.

—Господин Ушаков,— позвал Антона комиссар.— Как видите, у меня определенно выдалась русская ночь. Не сочтите за труд, переведите вашему соотечественнику, что ему следует успокоиться. Обратно в самолет мы его не пустим. По крайней мере, сегодня.

—А что он натворил?

—Он делал все, что запрещено: курил, сначала в туалете, а потом уже открыто, в салоне, пил принесенные на борт напитки, игнорировал указания экипажа и пытался подраться с бортпроводником. Командир экипажа принял решение вернуться на стоянку. Такое бывает. С русским бортом, правда, это первый случай на моей памяти. Обычное дело для англичан, впрочем, сейчас это значения не имеет…

Антон подошел ближе.

—Браток, погоди-ка, в чем тут дело? Может, я помочь чем-то могу?— спросил он.

Услышав знакомые слова, скандальный пассажир обернулся.

—О как,— промямлил он. Язык у него заплетался так замысловато, что его хозяин выдавал необычные, певучие звуки, из которых нелегко было сложить выражающие понятные мысли словосочетания. Из того, что произнес соотечественник, Антон явно услышал только две фразы: — Землячок нарисовался. Мы с тобой пили?— И вдруг, уже на весь зал, арестованный надсадно прокричал: — Суки!

Антон узнал возмутителя спокойствия. И удивился, что кроме равнодушия, не испытывает ничего. Перед ним, опираясь на немецкие правоохранительные органы, стоял служитель нашего, российского закона — тот самый лейтенант Госавтоинспекции, которому Антон, будучи сам в пьяном виде, высказал в «Кемпинском» все, что о нем думает.

—Мы с тобой пили,— спокойно ответил Антон. «Попался, урод»,— подумал он, и вдруг, к досаде своей, почувствовал, что не бросит этого не знающего ни слова по-немецки персонажа.

Иногда он ненавидел себя за эту, как ему казалось, излишнюю «мягкотелость», но… Настроение было прекрасное… Во-первых, он пережил интересное приключение, из которого, к счастью, выпутался без потерь и не опоздал на самолет в Москву, благодаря, кстати, этому пьянчуге. Но была и главная причина, из-за чего он готов был сейчас горы свернуть. О ней напоминало лежащее в кармане хрустальное сердечко…

Подошел Ральф.

—Что опять происходит?

—Ральф, я помогу земляку выпутаться. Как ты думаешь, его отпустят?

—Вряд ли. Зачем тебе?

—Ну, во-первых, благодаря ему мы успеем на наш рейс…

—Чепуха, Антон. Они все равно его не отпустят до утра.

—По крайней мере, надо объяснить, как с ним обращаться. Дай мне минуту.

Ральф махнул рукой.

—Господин комиссар,— Антон поднапустил уважительности в голосе.— Мне кажется, у парня что-то случилось, оттого он так напился. Оставьте его где-нибудь одного, пускай посидит, подумает. А, главное, у него тогда не будет зрителей, на которых он сейчас с пьяных глаз работает. Потом дайте ему крепкого чаю, и пусть отдыхает. А утром отпустите. Он и не вспомнит, что случилось. Надрался на Октоберфесте.

Помолчав немного, Вейде заметил в ответ:

—Да, скорее всего. Мог шнапс в пиво добавлять…

—Ну да, или просто запивал шнапс пивом.

—Или водку пил…

—Мог.

—От ваших ему достанется?

—Однозначно. Как прилетит в Москву, будут с ним разбираться.

—То есть, считаете, ему попадет сполна?

—Сто процентов. Возможно, одной административной ответственностью дело не ограничится.

—Тогда пусть будет по-вашему.

Вейде пошел отдавать распоряжения, Антон же и Ральф в сопровождении дежурного офицера без приключений преодолели пограничный контроль, прошли досмотр и погрузились в самолет. Антону удалось-таки уговорить старшую бортпроводницу принять от него пару банкнот за то, чтобы Ральф смог вместе с ним занять свободное кресло в бизнес-салоне.

—Ральф,— поинтересовался Антон, пристегиваясь в кресле,— а почему аэропорт в Мюнхене носит имя Франца Йозефа Штрауса? Это, вообще, кто?

—Ну… он был председателем ХСС…

—Партии?

—Да, Союза христианских социалистов. Был министром обороны и премьер-министром Баварии. А во время войны в вермахте служил. Его американцы взяли в плен.

Антон задумался.

—Все в порядке?— спросил Ральф.

—Да, все нормально. Просто подумал, какие разные судьбы у людей. Твой дядя, вот, попал в плен к нашим и не стал премьер-министром. И, может быть, лежит сейчас в безымянной могиле. Хорошо еще, если в монастыре, в святом месте…

—Такова жизнь, Антон. Твой дедушка тоже погиб на войне.

—Да…— Антон, вздохнул: — У нас с тобой, Ральф, такой разговор пошел, что сейчас выпить захочется.

—Тогда давай спать.

—Давай. Завтра много дел. Тем более, насчет выпить… В общем, надо силы беречь. Тебе еще предстоит узнать, что такое город Воронеж и мой друг Игорек.

Приятели отказались от предложенного стюардессой ужина. Когда соседям принесли еду, самолет, как водится, вошел в зону турбулентности. Ральф уснул. Антон листал каталог беспошлинных товаров.

Сидящий в соседнем салоне Курт Шерхорн нахмурился и провел ладонью по морщинистому лбу. Он стал свидетелем того, как, вопреки всему, судьба помогла странной парочке оказаться в самолете.

С возрастом господин Шерхорн стал невероятно впечатлителен. Он верил в определенное предназначение для любого живущего на земле и отрицал случайность в цепочке событий и встреч. Счастливое для Ральфа Мюллера и Антона Ушакова стечение обстоятельств он воспринял как знак того, что находится на правильном пути: этих ребят охраняло само Провидение.

В конце войны, в ходе боев за Нижнюю Силезию, советские войска овладели замком Альтан. Командир взвода разведчиков старший лейтенант Ярослав Скворцов получил задачу обследовать подвалы средневековой крепости. В одном из коридоров удалось взять «языка» — молодого парня, который даже не пытался себя защитить. Пока бойцы поливали из ППШ бросившихся в отчаянный прорыв эсэсовцев, Скворцов, прекрасно владеющий немецким, успел выяснить у трясущегося от животного страха пленного, что подвалы замка заминированы и доступ к ним обычно охраняют не меньше двух взводов лейбштандарта «Тотенкопф».

Одеревеневшего от пережитого немца сняли с мушки, хотя «зеленый» солдат из-под Харькова, Сашка Приходько, хотел было пустить «языка» в расход. Скворцов рявкнул суровое «Отставить!», и после, уже смягчившись, объяснил желторотому бойцу, что бесполезная кровь на войне крадет удачу.