Юрий Костин - Немец

— Не боись, как-нибудь не подеремся,— успокоил его дядя Коля.— Хотя, конечно, надо бы выработать линию поведения.

В это время Иван Никитич усаживался за стол.

— Николай, я ребяток позвал, Вальку. Сейчас еще моя с фермы придет, не возражаешь? О, что это? Вино? Немецкое? Дай-ка попробовать. Трофейное…

— Никитич!

— Иван Никитич, прекратите, пожалуйста…— посыпалось со всех сторон.

Осушив стакан вина, Никитич поморщился, взглянул на Риту, перевел взгляд на Антона, а после одобрительно кивнул:

— Ух ты, хорошая девка. Молодец, Антошка, уважаю…— Дядя Ваня поднялся с лавки и протянул Рите руку.

— Что он сказал, Антон,— спросила Рита, неловко улыбаясь и отвечая на рукопожатие Никитича.

— Сказал, что очень рад тебя видеть на русской земле.

— Действительно?

— Еще сказал, что ты красивая. Берегись его — он у нас известный ловелас. Ты на его возраст не гляди. Он любого молодого за пояс заткнет.

Никитич тем временем «разошелся». Под его руководством компания уже вовсю выпивала по случаю праздника.

За победу пили вместе Ганс, обнимающий его за плечи дядя Коля, Ральф-младший, Иван Никитич и дядя Саша.

В тостах внимание акцентировали на вечной памяти простым солдатам и анафеме антинародным режимам.

Через полчаса Антон обратил внимание на смену настроения Ивана Никитича. Сначала тот перестал принимать участие в разговоре, потом совсем помрачнел и, наконец, резко поднялся с места и, ни слова ни говоря, стремительно покинул территорию огорода. За ним вышел недоумевающий дядя Коля. Антон решил к ним присоединиться, предварительно сделав успокаивающий жест оставшейся за столом компании.

На лавке у дома сидел, обхватив голову руками, с виду совершенно протрезвевший Иван Никитич. Дядя Коля примостился рядом и печально глядел вдаль.

— Что происходит?— спросил Антон.— Нехорошо вам, дядя Ваня?

— Нехорошо мне, ага,— пробурчал Иван Никитич.— Немцы твои… поскорей бы уж уехали.

— Да что с тобой такое, Вань?— дядя Коля легонько потряс односельчанина за плечо.

— Действительно, дядя Ваня, вы что?— озадаченно спросил Антон.

— Тяжко мне с ними что-то, с вашими немцами,— отозвался дядя Ваня.

— Может это, того, похмелье? Да еще и на старые дрожжи…— осторожно предположил Антон.— Вон, вы все их вино выпили…

— А тебе что, вина их жалко, да?— неожиданно огрызнулся Иван Никитич.— Хрен с ним, с вином. Мне не стыдно. Чрез них, этих немцев твоих, все наше село пропало, полный ему капут наступил. Мужиков всех поубивало, с войны никто не пришел! Помрем, и не будет больше деревни! А вы их сюда привезли… И че, им нравится, да? Ты иди, давай, иди к ним, спроси у них, нравится им у нас? Небось, не как в Мюнхене-то? А я и не знаю, как у них там в Мюнхене, чем пахнет и что жрут они, не бывал. Это ты все больше по заграницам, а мы тут говно сапогами месим…

— Никитич, хорош тебе, ладно?— дядя Коля строго осадил соседа.— Он-то при чем здесь? Напился, иди проспись…

— Ну, дядь Вань, ты что деревню-то приплел?— Антон ничуть на Никитича не обиделся — он давно был начеку.— Да если бы тут кто работать хотел, все было бы нормально. Столько уж лет после войны прошло, а мужики только и думают, что бы украсть, продать, да деньги пропить. Таких как ты, дядь Вань, в деревне давно не осталось… Да что там говорить, до ветру до сих пор ходят с порога. Конечно, деревня погибла, тут все виноваты: немцы, конечно, в первую очередь, да только гости наши при чем? Опять же, коллективизация, Сталин…

— Слушай, Антон,— дядя Ваня был готов сорваться на крик, на глазах его выступили пьяные слезы, губы тряслись.— Вы уже всех этим Сталиным зае… В общем, как чуть что — Сталин. А эти, новые ваши бояре, чем лучше-то? Что, скажешь, кому интересно, че в деревне у нас творится? Приедет с Москвы очередной хер в шапке, духами от него, как от бабы несет, носом поворотит от нашей фермы и все — поминай как звали. Только по телевизеру трендят полный день. И немцы у тебя в огороде… В день Победы. А вы и не помните даже, когда он, этот день! А, идите вы все на х..!

Дядя Ваня вскочил с лавки и энергичным шагом направился по тропинке к своему дому.

— Приперло, однако,— заметил дядя Коля.— Бывает. А вот, кстати, Ганс идет. Ты пойди к остальным, объясни, а я Гансу обещал показать свой «Урал».

— Он еще жив?

— И еще сто лет будет ездить. Антон вернулся за стол.

—Что это с вашим соседом приключилось?— спросил Александр Валентинович.

— Ничего страшного,— махнул рукой Антон.— Плохо почувствовал себя.

Но разговор после инцидента так и не «склеился». Положение спасла Рита:

— Раз уж здесь остались только посвященные в наши поиски и тайны, я бы хотела кое-что рассказать. К тому же, здесь все говорят по-английски. Антон, Ральф в курсе, где я работаю, точнее, работала?

Антон покачал головой. Ральф удивленно взглянул на Антона. Тот потупился.

— Я тебе после объясню, ты извини, Ральф…

— Мне удалось поговорить с вашим знакомым Куртом Шерхорном. Думаю, я была последней, с кем он разговаривал перед своей кончиной,— сообщила. Рита собравшимся.

— Шерхорн умер?— Александр Валентинович был искренне удивлен.— И вы мне ничего не сказали? Вот это выдержка! Четыре часа в дороге, и ни слова. Впечатляет.

— Мне даже немного жалко старика,— заметил Антон.

— Не стоит, Антон, не стоит его жалеть,— Рита покачала головой.— Похоже, его имя фигурирует в списке ученых, исследовавших влияние сверхнизких температур на организм человека…

— Опыты над людьми?— встрепенулся Александр Валентинович.

Рита кивнула.

— Но не будем терять время,— предложила она.— Итак, вы откопали ящик с надписью «Аненэрбе», нашли предмет, похожий на Копье Судьбы… Но, увы, то, что спецгруппа СС должна была доставить в рейх по приказу Гиммлера, исчезло…

— И что это было? Неужели Грааль?— Антон улыбнулся.

—Да при чем тут Грааль?— с досадой поморщилась Рита.— Знаете, что сказал Шерхорн, когда я беседовала с ним у него в домике в Мильштатте? Что русские забывают про собственные ценности и в своей земле ищут святыни зарубежного производства. Они у вас здесь можно сказать, под боком. И всегда были.

— Ну, разумеется,— Александр Валентинович закурил,— полезные ископаемые, лес, никель… норильский.

— Шутите, господин Тихонов? Прекрасно.

— Не обижайся, продолжай.

— Хорошо. Как насчет чудотворных икон?

«Как это просто!» — пронеслось в голове у Антона.

— Насколько я слышала,— продолжала Рита,— в России уже не считают слухами тот факт, что в критический момент московской операции зимы 1941 года вокруг города совершили обход с иконой Казанской Божьей Матери…

—Это называется крестный ход — religious procession,— заметил Александр Валентинович.— По-немецки… Bannprozession!