Абрам Вольф - В чужой стране

В землянке с Шукшиным были Маринов, Трефилов и Чалов. Маринов, сидя на корточках у двери, черпал банкой воду и сердито басил:

— Зима называется… Льет и льет! Сдохнешь от этой проклятой сырости…

— Хреновина одна, а не зима, это верно, — отозвался Чалов. — Вот у нас, в Сибири, зима… Это действительно! Идешь — снег под ногами поет. Да! А солнце такое яркое, что глазам больно. Кругом снега, снега, чистые, белые… — Чалов мечтательно закрывает глаза. — Даже вот чувствую, как снегом, морозом пахнет… Хорошо! Одно слово, братцы, Россия…

Трефилов полулежит на нарах, жадно курит, о чем-то сосредоточенно думает: брови его насуплены, на лбу глубокие складки. Внезапно он приподнимается, поворачивает голову к Шукшину.

— Не спите, Константин Дмитриевич?

— Не сплю. — Шукшин откинул одеяло.

— Дай закурить!

Трефилов пересел к Шукшину, протянул пачку сигарет.

— Я вот о чем думаю, Константин Дмитриевич. Надо браться за крупные операции. Если уж бить, так со всего плеча. А то мы только людей растеряем, а настоящего дела не сделаем. Надо взять под контроль дороги. Мы должны знать о каждом воинском эшелоне, который тут пройдет. Надо налаживать разведку. Глубокую разведку…

— Виталий прав! — горячо проговорил Маринов, поднимаясь и отбрасывая в сторону консервную банку, которой он вычерпывал воду. — Уничтожить десяток вражеских солдат — это слишком незначительная помощь Красной Армий. Больше риска, чем результатов… Да, Виталий, дороги! В Бельгии густая сеть железных дорог, самая густая в мире. Важнейшие коммуникации врага… Идут эшелоны с войсками, с углем, с машинами, продовольствием, с оружием… Вот это будут ощутительные удары! И Дядькина на это надо нацеливать. Они там увлеклись террором, охотятся за гитлеровцами, а эшелоны идут…

— Это верно! — Шукшин поднялся, но сразу же схватился за голову — в глазах поплыли красные круги. — Вот черт, опять… — Он лег, минуту-другую лежал молча, закрыв глаза. Потом проговорил через силу — Мазайк — крупный узел. Если его взорвать — движение остановится надолго…

— Взорвать обязательно! — решительно сказал Трефилов. — Я продумал эту операцию. Нужно уничтожить водонапорную башню и мост. Но где достать взрывчатку? Много ее потребуется…

В землянке раздался тонкий металлический звон. Гирька три раза звякнула о стальной брус, висевший у входа. Это партизан с опушки леса передавал по проволочному «телеграфу», что к землянке идут люди. Три удара означали: «идут свои».

Трефилов вышел из землянки. Вернулся он вместе с Силиве и Трисом.

— А где Новоженов? — встревоженно спросил Шукшин.

— Ушел к своим ребятам, — ответил Силиве, сбрасывая сумку с патронами. — Его немного поцарапало…

— Как у Марченко? Все живы?

— Все! Они вчера засаду на шоссе устроили, а сегодня опять уходят туда, на дорогу…

— Правильно, Марченко! — Трефилов тряхнул буйно-волнистой шевелюрой. — Волков бояться — в лес не ходить… Ну, Силиве, какие новости у тебя? — Трефилов сел рядом с Силиве на нары.

— Новости неплохие, комиссар, товарищ из Брюсселя приехал, говорит, что они помогут нам оружием, дадут немного автоматов.

— Слушай, а взрывчатки нельзя раздобыть? Ты бы объяснил товарищам, что взрывчатка нам важнее. Автоматы как-нибудь сами добудем… Понимаешь, Силиве, мы тут задумали одну операцию…

— Наверное, решили гестапо в Мазайке взорвать? — улыбнулся Силиве.

— Нет, не то. Надо взорвать станцию. Через Мазайк проходит много немецких составов…

— О, станцию! — Силиве набил табаком трубку, старательно примял большим пальцем. — Это можно сделать, черт побери!

— А взрывчатку достанешь?

— Поговорю с товарищем из Брюсселя. Если он не поможет, так мы достанем в Арденнах. У арденских партизан есть взрывчатка, я знаю.

— Дело! — обрадованно проговорил Трефилов. — И опытные подрывники найдутся?

— Я сам могу взрывать, я в шахте работал. — Силиве раскурил трубку, помолчал. — Констан, мы пришли посоветоваться с вами. Очень серьезное дело, Констан!

— Я тебя слушаю.

— В Дьюпенбеке живет начальник «черных». Он руководит всей агентурой гестапо в этом районе. Изверг, палач — Силиве скрипнул зубами. — Этот негодяй убил сотни бельгийских патриотов…

— Мы знаем о его делах. Его давно ждет петля!

— Мне сегодня сказали, что он имеет сведения о людях, помогающих вам, русским. Он замышляет большую облаву… И у него списки бельгийцев, которых они собрались отправить на работу в Германию.

— Он живет в самом Дьюпенбеке? — спросил Трефилов.

— Рядом. У него большая усадьба, вилла, — ответил Трис. — Я думаю, документы у него дома, в сейфе. Он больше дома сидит. Я это точно знаю. Кабинет на втором этаже…

— Думать тут нечего, — сказал Шукшин. — Надо разделаться с ним и уничтожить документы.

— Медлить нельзя! Нельзя! — Трефилов резко поднялся, повернулся к Силиве: — Ты хочешь, чтобы мы провели операцию вместе?

— Да, комиссар.

— Хорошо. Я сегодня поеду в Дьюпенбек, разведаю, а завтра… Жеф тебе скажет, где мы встретимся.

— Будем наготове! — Силиве встал. — Отправляемся, Трис. Надо предупредить людей.

Съездив на разведку в Дьюпенбек, Трефилов решил, что налет на дом фашистского главаря надо провести ранним вечером, как только станет темно. Днем около усадьбы появляться опасно: неподалеку стоит немецкая воинская часть, а ночью на дорогах много патрулей. И большую группу в Дьюпенбек посылать не следует — достаточно восьми человек.

Силиве одобрил план Трефилова. Он выделил шестерых партизан во главе с Мартином. Силиве сам хотел отправиться на операцию, но пришлось срочно выехать в Мазайк, там его ждал товарищ из партизанского полка, действующего в горах: нужно было договориться об отправке из Арденн взрывчатки и оружия.

На другой день, как только стемнело, группа Трефилова собралась за каналом и посадками двинулась к усадьбе. С комиссаром был Михаил Чалов.

Приблизившись к усадьбе, партизаны вышли из посадок.

Трефилов, шагавший впереди, шел с такой уверенностью, словно бывал здесь десятки раз.

Почти все окна особняка были освещены. Во дворе, у крыльца, поблескивал длинный, черный лимузин.

Трефилов ухватился за невысокую изгородь, но Мартин схватил его за плечо:

— Опасно, потом. У него гости…

— Завтра будет поздно, — шепотом ответил Трефилов. — Оставайтесь здесь, ждите сигнала. — И, тронув локтем Чалова, легко перемахнул через изгородь. Михаил последовал за ним.

Когда они подошли к дому, Трефилов подал знак Ча-лову остановиться и подошел к машине. В кабине, навалившись грудью на руль, дремал шофер.

— А, это ты, приятель… Кого привез?

— Обереста и лейтенанта Гоффена, герр лейтенант, — отозвался солдат и выпрямился.