Абрам Вольф - В чужой стране

— Дай огня!

Шофер торопливо полез в карман. Вытащив зажигалку, он поднял голову и… отшатнулся: в лицо ему смотрел ствол пистолета.

— Не шевелись! — негромко приказал Трефилов.

Подскочил Чалов. Шофера обезоружили, вставили в рот кляп и скрутили руки. Закрыв дверцу машины, Трефилов подошел к окну, первому от крыльца, заглянул внутрь. Небольшая, богато обставленная комната, вся в коврах. На тахте полулежит женщина, читает книгу. Лица ее не видно. В зале, за круглым столом, сидят четверо. Двое в военных мундирах.

Трефилов поднялся на крыльцо, позвонил. Чалов встал рядом, прижался к стене.

Дверь открыла высокая пожилая женщина.

— Вы к господину…

— Да! — Трефилов шагнул вперед, схватил женщину за руку, зажал ей рот ладонью. Передав женщину Чалову, он посигналил фонарем Мартину. Бельгийцы быстро подошли. Все шестеро были в масках.

— Стойте здесь, — шепнул Трефилов и, поправив фуражку с бархатным околышем и высокой тульей, решительно, вошел в дом. Чалов направился за ним.

Через просторную прихожую они вошли в большую комнату, в которой, кроме рояля, нескольких кресел и множества картин, ничего не было. В соседней комнате, гостиной, слышались голоса.

Дверь в гостиную была полуоткрыта. Трефилов остановился, окинул взглядом людей, сидевших в глубоких креслах. На столе стояли бутылки с вином, поблескивали хрусталем бокалы.

Он снял фуражку, бросил ее на рояль и, широко открыв дверь, вошел в гостиную.

— Добрый вечер, господа! — Трефилов, приветствуя, выбросил вперед руку и, глядя на гестаповцев, быстрым шагом направился к столу. Гестаповцы молча смотрели на незнакомого высоченного офицера. Один из них, тучный, лысый, взялся было рукою за стол, намереваясь встать, но в эту секунду Трефилов выхватил два пистолета.

— Руки вверх!..

Остолбеневшие гестаповцы подняли руки.

Чалов наставил пистолет на толстяка.

— Хозяин?

— Нет, нет, не хозяин!.. Хозяин ушел…

— Обыскивай! — бросил Трефилов.

Чалов обезоружил гестаповцев.

— Зови ребят!

В тот момент, когда Чалов выходил из гостиной, со второго этажа по лестнице спускался хозяин дома. Должно быть, он услышал шум: шел торопливо, держа в руках пистолет. Чалов увидел его первым, но стрелять он не мог: Трефилов предупредил, что фашистского главаря во что бы то ни стало надо захватить живым.

Прежде чем фашист заметил его, Чалов рванулся вперед. Гестаповец, метнувшись в сторону, выстрелил, но промахнулся. В ту же секунду Чалов сбил его с ног, и они покатились по ковру. На шум вбежали бельгийцы. Гестаповцу скрутили руки и увели наверх. Допрашивал его Трефилов. Главарь держался нагло, наотрез отказался отвечать на вопросы. Сухопарый, с длинным узким лицом, он стоял, наклонив коротко стриженную седую голову, и злобно, громко выкрикивал:

— С бандитами я не разговариваю. Сейчас же покиньте мой дом, иначе все вы будете повешены. От имени германского командования приказываю…

— Ах ты, сволочь фашистская! — Трефилов схватил его за грудь, стукнул о стену. — Кому хочешь приказывать, русским партизанам?

Гитлеровец вздрогнул.

— Русским?..

— Будешь говорить?

— Я… Я…

Фашист не только передал все документы, но и назвал имена и адреса агентов, работавших на гестапо.

— Я могу быть вам полезен. Я понимаю обстановку. Германия проиграет войну… Я могу сделать русским большую услугу, мне многое известно!..

— Что тебе известно? — Трефилов смотрел на фашиста в упор.

— Но моя жизнь…

— Я спрашиваю, что тебе известно, слышишь? О твоей жизни решим, когда скажешь.

Фашист сообщил, что гестапо знает об отрядах Котовца и Яна Боса. Комендант Лимбурга готовит большую карательную операцию. За каждого пойманного русского партизана комендант будет платить четыре тысячи франков, а за командира — пятьдесят тысяч.

— Мы знаем, что недавно ваши командиры встречались. Яна Боса мы ждали на мосту, а он ушел лесом… Вы хотите создать большую часть, нам известно о планах…

— Откуда вам известно? Кто сообщил?

Гестаповец замолчал.

— Я спрашиваю, кто? — Трефилов вскинул пистолет.

— К вам проник наш человек. Он русский, с шахты Цварберг.

— Имя?

— Николай. Больше я о нем не знаю. Он пришел недавно, только десять дней…

— Еще что?

— Я сказал все… Я прошу учесть, что сказал, я…

— Учтем, — ответил Трефилов, глядя в глаза гестаповцу. — За твои зверства тебя надо четвертовать. Но мы сделаем снисхождение — расстреляем!

Через два дня после этой операции в лес к русским приехал Силиве. Хлопнул Трефилова по плечу, весело сказал:

— Наши ребята говорят, что теперь они знают, как надо работать! Молодец, комиссар! Спасибо!

— Слушай, Силиве, гестаповцы много знают о партизанах, — встревоженно заговорил Трефилов. — Надо быть осторожнее!

— Ничего, теперь мы разделаемся с их агентурой. Двух мы уже убрали… А этого Николая вы нашли?

— Да. Но я боюсь, что гестаповцы сказали не все.

Кажется, гестапо знает о тебе. Трис им известен, это я установил точно.

— Ничего, мы их тоже знаем!

— Нет, ты все-таки будь осмотрительней! Так и ездишь со своей сумкой?

— А что, я должен рвать карманы этими патронами? — отшутился Силиве. — Я же парень холостой, зашивать некому… Вот разобьем бошей, закончим войну и жениться будем, верно, комиссар? Девушкам ты нравишься, особенно одной сероглазой… — Силиве потрепал Трефилова за плечо, полез за трубкой. Закурив, сел на нары, сказал серьезно — Через три дня вернутся наши товарищи, привезут взрывчатку.

— Вот это славно! — обрадовался Шукшин. — Много нам дашь?

— Разделим по-братски, пополам.

— Куда они привезут, в Мазайк? — спросил Трефилов.

— В Мазайк. Через три дня присылай людей.

— Я сам поеду, — ответил Трефилов.

Проводив бельгийцев, Шукшин и Трефилов присели на ствол поваленного дерева и закурили. Неожиданно на тропе показался Жеф. Следом за ним шли Дядькин и Кучеренко. Все трое вели в руках велосипеды. Шукшин и Трефилов радостно переглянулись, пошли навстречу.

Взгляд Шукшина остановился на Кучеренко. «Где я видел этого богатыря?» Шукшин зашагал быстрее, всматриваясь в его лицо, затененное широкополой черной шляпой, надвинутой на брови. Вдруг он остановился, изумленно воскликнул: — лейтенант Кучеренко!

Кучеренко вскинул голову, вгляделся в лицо Шукшина.

— Неужели… Подполковник Шукшин? Константин Дмитриевич! — Кучеренко кинулся к Шукшину, схватил его своими огромными ручищами.

— Константин Дмитриевич… Жив! Жив!

— Жив!.. Совсем задушил, окаянный… — Шукшин улыбнулся, смахнул пальцем слезу. — Вот где мы с тобой встретились, лейтенант Кучеренко. А я тебя погибшим считал… Но что же мы тут стоим! — спохватился Шукшин и подошел к Дядькину. — Прошу в хату!