Абрам Вольф - В чужой стране

— Я вас не понимаю, господин лейтенант. К чему прибегать к таким…

— Ясно: вы мне не верите, — перебил Кучеренко. — Вы решили, что это провокация гестапо. Сейчас мы устраним это недоразумение… — Кучеренко улыбнулся, стряхнул с сигареты пепел. — Вы помните, как один русский военнопленный попал под вагонетку? Он имел лагерный номер 419… Вы отправили этого пленного в лазарет на машине директора и дважды справлялись, жив ли он. Вы передали ему масло. Этот пленный…

— Но как вы могли… Здесь же немцы, кругом немцы! — Пономаренко говорил, пристально вглядываясь в лицо лейтенанта. — Как вы могли среди дня появиться на шахте…

— Господин Пономаренко, если мы могли бороться с врагом там, за колючей проволокой, — Кучеренко кивнул на окно, в сторону лагеря, — то теперь фашисты нам не страшны. Теперь у нас оружие. Что касается вас, — Кучеренко взглянул главному инженеру в глаза, — вы меня не выдадите. Во-первых, вы честный человек. Во-вторых, вы знаете, что за предательство партизаны карают беспощадно.

— Зачем вы пришли ко мне? Что вам нужно?

— Нам нужно, чтобы вы вспомнили о своем долге, господин Пономаренко, долге русского человека. Вы не имеете права бездействовать, раболепно служить фашистам. Вы в ответе за это перед русскими и бельгийцами. Да, ни русские, ни бельгийцы вам не простят! Вы находитесь у руководства предприятием, имеете большие возможности… Или вы не понимаете, куда идет уголь, который вы добываете?

Пономаренко сидел взволнованный и молчал. Но вот он поднялся, подрагивающими тонкими пальцами взял сигарету. Глядя перед собой, выше головы Кучеренко, тихо проговорил:

— Для России я готов пожертвовать не только шахтой, но и собой… Что я должен делать?

— Всеми способами срывать добычу угля. Как это делать — вы хорошо знаете, вы специалист. И вы должны помогать нашим людям, военнопленным и партизанам. — Кучеренко достал «распоряжение оберст-фюрера кантона Брея», подал главному инженеру. — Нам надо получить по этому документу взрывчатку, одежду, обувь, муку. Все это на шахте есть!

Пономаренко надел очки, прочитал распоряжение.

— М-да-а… — Он снял очки, поглядел на Кучеренко. — Даже подпись оберста… Все правильно!

— Вот видите, вам остается только наложить резолюцию. Никакой ответственности!

— Да, но требуется еще подпись директора! Я не вправе решать такие вопросы… Придется идти к директору.

— Хорошо, я пойду к нему. — Кучеренко поднялся. — А вы распорядитесь, чтобы подготовили накладные.

Директор шахты был бельгиец, но служил немцам не за страх, а за совесть. Прочитав распоряжение оберста, он резко вскинул голову, снизу вверх сердито посмотрел на лейтенанта.

— Ничего я не дам. Мне самому нечем кормить рабочих! Сто пар ботинок… Где я возьму сто пар ботинок! Я должен одеть рабочих…

— Слушайте, вы! — Кучеренко шагнул вперед, уставился на директора угрожающим взглядом. — Вы кому служите — Германии или коммунистам?

Директор вскочил, как ошпаренный, выбросил вперед руку.

— Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер! — ответил лейтенант, не сводя с бельгийца гневного взгляда. — Пишите! Быстро!

Кучеренко перестарался. Он выписал столько продовольствия и материалов, что в двух машинах все это не уместилось, и директор шахты одолжил «господину лейтенанту» свою грузовую машину.

Пока приехавшие с Кучеренко разведчики Петр Савичев, Василий Маланов и Иосиф Мандрыка в поте лица нагружали машины, начальник разведки снова зашел к Пономаренко.

— Помните, — сказал он, — за каждым вашим шагом следят партизаны. Если возникнет опасность, вас предупредят. Действуйте смело. Директора не бойтесь, теперь он в наших руках. Со мной будете держать связь через нашего человека, он работает на шахте. Пароль: «Вам привет от Вильяма».

Три нагруженных доверху автомашины пересекли поселок, проехали мимо лагеря, немецких казарм и вырвались на широкое, прямое шоссе, ведущее к Брею.

На передней машине, которую вел шофер с шахты, ехал Кучеренко. Как только Цварберг остался позади, он приказал бельгийцу остановиться.

— Лезь в кузов, я сам поведу машину. Живо!

Шофер недоуменно посмотрел на лейтенанта, но, встретив грозный взгляд, послушно полез в кузов. Партизаны завязали ему глаза, накрыли брезентом. Колонна помчалась вперед.

Кучеренко не обманул директора шахты. Когда машину разгрузили и вывели из леса, он развязал бельгийцу глаза, извинился за то, что пришлось так невежливо обойтись с ним, и вручил письмо, адресованное лично директору шахты. Машина со скоростью ветра понеслась в Цварберг…

Вот это письмо директору шахты, как запомнилось оно его автору, лейтенанту Кучеренко.

«Господин директор!

Сегодня — исторический день в вашей жизни. Вы сделали доброе дело для своей родины, Бельгии. Вы, разумеется, отлично знали, что даете взрывчатку, одежду, обувь, муку и все прочее не фашистам, а партизанам. Не беспокойтесь — пока вы с нами, немцы ничего не узнают. Принимая к сведению Ваш благородный поступок, партизаны отменяют вынесенный Вам смертный приговор, как предателю и изменнику Родины. Отныне Вы можете спокойно ступать по родной земле.

С искренним признанием Метеор».

Вернувшись из Мазайка, Шукшин застал в своей землянке Дядькина и Кучеренко. Они спали на нарах, накрывшись одним пальто.

— Давно приехали? — спросил он Трефилова, сидевшего у стола и чинившего рубашку.

— Час назад. Ну что там, в Мазайке? Встретились с Вилли?

— Встретился. — Шукшин устало сел на ящик. — Вилли говорит, что надо ждать облаву. Затишье перед бурей…

Проснулся Дядькин. Увидев Шукшина, поднялся.

— Ух и заснул крепко… — Он потер кулаками глаза. — Вставай, Метеор! Дома, под боком у жинки, дрыхнуть будешь!

— Надо еще заиметь ее, жинку, — недовольным голосом откликнулся Кучеренко и повернулся на спину, полез за сигаретами.

Шукшин пересел на нары к Дядькину, посмотрел в его помятое, не выспавшееся лицо с красными глазами.

— Как наши дела, Иван Афанасьевич?

— Вроде неплохо, — ответил Дядькин, поеживаясь и потягиваясь. — Ребята пообвыкли, действуют свободней. Вчера Иванов с одним взводом атаковал группу немцев. Около Леля… Гестаповцы засаду сделали на проселочной дороге. Жеф Пинкстен их засек, предупредил…

— Кто это — Пинкстен?

— Крестьянин из Леля. У него трое наших ребят после побега жили. Последний кусок хлеба отдавал… Он дочку в лес прислал, Жени. Знаешь ее, Кучеренко? Ну, Иванов окружил немцев и на рассвете жахнул.

— Немцы ведут разведку, — сказал Шукшин, морща лоб. — Эта засада — с целью разведки! Они задумали крупную операцию. В Мазайк переброшен батальон морской пехоты. В Каулель прибыла власовская часть, из Франции… Вилли имеет сведения, что немцы готовят большие облавы, хотят прочесать все леса. Все сразу. Сейчас они нас особенно не тревожат, хотят, чтобы мы ослабили бдительность, а потом сразу, одним ударом…