Игорь Болгарин - Расстрельное время

Для Кольцова эта встреча тоже была неожиданной. Но занятый ранеными, он не сразу нашел нужную тональность в разговоре, которой несколько позже стал придерживаться.

— Здравствуйте, — коротко ответил Кольцов и тут же окликнул двух ездовых: — А вы что? Ждете особых указании? По трое раненых — и в Криненталь. Там ждут! — И лишь после этого он снова обернулся к Землячке: — Дороги кривые, вы правы, Розалия Самойловна. Сейчас в Крыму можно встретить даже того, кого не надеялся встретить.

— Вы, наверное, хотели сказать: кого и не хотел бы встретить, — улыбнулась Землячка.

— Ну, зачем же вы так? Наоборот. А всякие размолвки, это — как дым на ветру.

— Если это искренне, я рада. Тем более, что нам в ближайшее время неизбежно предстояла скорая встреча, — сказала Землячка. — Хочу представиться вам в новом качестве. Назначена секретарем Крымского обкома партии большевиков, — она повернулась к сопровождающим: — С Белой Куном не доводилось прежде встречаться? Замечательный венгерский товарищ, большевик, с недавнего времени председатель Крымского Ревкома.

— С товарищем Куном мы виделись на заседании Реввоенсовета фронта.

— Познакомитесь поближе и, надеюсь, найдете с ним понимание.

Она по очереди представила своих товарищей, о каждом сказала хорошие слова.

Каждый из них пожал Кольцову руку. А Сулейман Маметов сказал, что он был в подполье, когда узнал, что адъютант генерала Ковалевского был красным разведчиком, и очень переживал, когда белогвардейский трибунал приговорил его к смерти. Они даже пытались что-то предпринять, но их подпольная группа была слишком малочисленна и слаба. Он сожалеет, что они не смогли ему тогда ничем помочь.

— По счастливой случайности, трибуналы пока всерьез не коснулись меня, — как бы между прочим сказал Кольцов.

Но Землячка строго взглянула на него:

— А вы злопамятный.

— Не принимайте это на свой счет, Розалия Самойловна. Я же понимаю, тогда это была всего лишь ваша шутка.

— Будем считать, что это так, — сказала Землячка и перевела разговор на другое: — Не скажете, в каком качестве вы здесь?

— Все в том же, Розалия Самойловна! Все в том же: полномочный представитель Всероссийской ЧК.

— Не понимаю, — удивилась Землячка. — Но при чем все это? — она обвела взглядом поле боя.

— Совершенно случайно. Направлялся со своим отрядом в Феодосию. Проезжали мимо вчерашнего поля боя. Смотрю, санитары растеряны, да и людей у них маловато, не справляются. И транспорта почти никакого. Вокруг степь. Пришлось вмешаться. Не могли же мы проехать мимо чужой беды!

— Да уж ваш характер я хорошо знаю, — многозначительно сказала Землячка.

— Стараюсь не менять.

— И дерзость у вас прежняя.

Пока они разговаривали, Землячка внимательно наблюдала за происходящим вокруг. Татары возчики подъехали к старенькой, выгоревшей на ветрах и солнце палатке с красным крестом. В одну и другую телеги забрали ожидающих своей очереди раненых.

— А что это вы белых казаков вместе с нашими бойцами? — недоуменно спросила Землячка.

— Раненые, Розалия Самойловна. Сами видите, сидят рядышком, беседуют о чем-то своем, крестьянском.

— Не уверена, что о крестьянском.

— Подлечим, потом разберемся, кто крестьянин, кто в чем виноват. Все — по закону.

— По закону их бы — в тюрьму. Мы намерены буквально с завтрашнего дня заняться этим. Создадим «тройки», пусть они разбираются, кто чем дышит. Нам бы в самом начале не погубить советскую власть чуждой идеологией. Ленин неоднократно предупреждал нас, большевиков, об этом.

— Не сомневайтесь, Розалия Самойловна, все будет но закону. Только законов, к сожалению, пока нет. Каждый выдумывает свои. В этом я вижу самую большую опасность для советской власти, — твердо сказал Кольцов. — А насчет казаков? Кругом степь. Они раненые. К тому же за ночь крепко заморозились. Села маленькие, рассовы ваем буквально по нескольку человек. Пусть отогреются, подлечатся. Люди ведь!

— Гнилой либерал! Я когда-то так и сказала Дзержинскому… — не зло сказала она Кольцову и с некоторым сарказмом в голосе добавила: — Люди! Не забывайте только, прежде всего они — враги.

— Тут у нас небольшое расхождение во взглядах. Совсем крошечное. Вчера они были врагами. А сегодня — раненые, безоружные беспомощные. Просто люди. Если угодно, военнопленные. Теперь об идеологии. Генерал Фостиков бросил их на поле боя. А мы отогреем, подлечим. Они спасибо скажут. Не мне и не вам. Советской власти. Вот это и есть идеология, как я ее понимаю.

— Мне всегда было трудно с вами разговаривать, — сухо сказала Землячка. — И все же, я надеюсь, мы найдем общий язык.

— Я тоже на это надеюсь… Минуточку! — Кольцов торопливо отошел в сторону, отдал какие-то распоряжения группе стоящих санитаров, снова вернулся и сказал: — Кстати, ваш старый знакомый Гольдман тоже здесь. Устраивает раненых в Курман-Кемельчи.

— Неразлучная парочка! — скупо улыбнулась она. — Что ж, буду рада видеть и его… И куда вы теперь? Ах, да! В Феодосию… Что за дела у вас там, если не секрет?

— В предписании сказано: особо уполномоченный командования Южного фронта по соблюдению законности в Крыму. Длинно и пока для меня не очень понятно. Пытаюсь разобраться.

— Что ж непонятного! Государево око! — Землячка зябко передернула плечами, обернулась к своим спутникам. — Холодно! Не пора ли нам вернуться в свою халупу?

Прощаясь с Кольцовым, она сказала:

— По должности вы были бы обязаны представиться новому крымскому правительству. Будем считать, вы это сделали. Буду рада видеть вас в Симферополе.

— Непременно навещу, — как можно любезнее согласился Кольцов.

— Навещу… — с сарказмом повторила Землячка. — Не на посиделки приглашаю. Приедете с отчетом! — уже другим, казенным голосом добавила она.

— Да, конечно. Если будет о чем отчитываться, — при этом Кольцов про себя подумал: «Век бы вас не видел, дорогая Розалия Самойловна!»

Расчищенное после недавнего боя поле небольшой отряд Кольцова покинул под вечер. К этому времени повреждения на железной дороге наспех отремонтировали и маломощная «кукушка» сипло попрощалась и неторопливо потащила правительственный вагон в столицу Крыма.

Уехала в сторону Феодосии на своем транспорте медслужба Тридцатой дивизии.

Разъехались возчики-татары, развозившие по окрестным селам раненых. Осталась здесь лишь похоронная команда, которая должна была предать земле убитых.

Неподалеку отсюда нашли неглубокую вымоину, углубили её лопатами. Дело затянулось почти до вечера. Обыскали всех убитых, своих и чужих, в поисках хоть каких-то документов, писем, хоть чего-то, что помогло бы выяснить фамилии и адреса погибших. Но определили фамилии немногих. Никто не предполагал умереть в этом самом последнем бою Гражданской войны.