Михаил Аношкин - Прорыв. Боевое задание

Андреев провел ладонью по лицу, снимая наваждение — его сегодня, словно старика, повело на воспоминания. И не зная что сказать, повторил вопрос:

— С нами хочешь?

Лукин криво, но с достоинством усмехнулся:

— Не возьмете. Вы Ишакина и Качанова возьмете.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

— Тебя ведь и брать опасно, Лукин.

— Почему, товарищ сержант?

— На посту спишь. Это ведь здесь сходит, а там фрицы, там спать нельзя.

— Так ведь то там, а то тут.

— А голова у тебя везде одна — и тут и там. Верно?

— Не знаю, — пожал плечами Лукин.

— Философ, не знает про свою голову, — улыбнулся Андреев и зашагал к речке. Первые, еще сонные лучи солнца, красноватые и не жаркие, упали на землю и зеленая росная земля заискрилась — заиграла соцветьем радуги.

В начале лета, когда половина первого взвода во главе с лейтенантом Ворониным улетела в тыл врага, в роте все были взбудоражены. Воронинцам откровенно завидовали, хотя и понимали, что кто-то из них мог с задания и не вернуться. Минеры тогда впервые поверили, что их ждут впереди боевые и интересные дела. Не зря всю зиму изучали устройство всяческих мин — и своих и немецких. Поднимались на самолетах, чтоб возвращаться на землю на белоснежных упругих парашютах. Прыгать с непривычки было боязно, но до первого прыжка. Парашюты оказались надежными, сами открывались. На второй прыжок напрашивались сами. Легко и приятно падать на землю, чувствуя над головой налитый воздухом купол. Внизу ровное белое поле. В стороне чуть побольше спичечных коробков в строгом порядке легли домишки деревни, а по широкой улице медленно бредет смешная маленькая кляча, таща игрушечные сани. А на санях лилипутка-девушка бойко помахивает кнутом, а кнут — с волосок. Девчонка задрала голову и смотрит на тебя, как ты ангелом спускаешься с неба и, наверно, завидует. На аэродроме черные точки — командиры и инструкторы наблюдают за прыжками.

И петь хочется. И пели. Андреев орал во все горло «Москву майскую», его слышали на земле. Потом инструктор выговорил:

— Крику много, Андреев. Непорядок!

Улетели воронинцы на задание и не было от них вестей целый месяц. Думали — пропали ребята. Но однажды прибежал в поле, где взвод занимался тактикой, Мишка Качанов, дежуривший тогда на кухне, и ошарашил:

— Ребята, воронинцы вернулись!

— Брешешь, — не поверил Лукин.

— Брешут собаки и такие, как ты, — окрысился Мишка. — У самого Воронина орден Боевого Знамени, а у ребят у кого что — и медали, и «Красные звездочки».

Какие уж тут занятия тактикой. Да всем и осточертело одно и то же — атаковать воображаемого противника, елозить по-пластунски, кричать до хрипоты ура. Тут зря силы убиваем, а там. люди немцев бьют, ордена зарабатывают. Стали просить Васенева, чтобы разрешил вернуться к землянкам, но лейтенант уперся: не полагается и баста! Занятия есть занятия, тяжело в ученье — легко в бою. Это была его любимая присказка, в любых затруднительных случаях он ею прикрывался.

Но спасибо Курнышеву. Когда приунывшие ребята опять рассыпались в цепь, чтоб атаковать безымянную высоту, прибежал Воловик и передал приказ командира роты вести взвод домой. Рота расселась возле речки на лужайке, и лейтенант Воронин, щупленький и белобрысый, с новеньким орденом на гимнастерке, рассказывал, как они воевали в тылу врага, как их приняли партизаны, и все выходило как-то уж просто и обыденно. Ворвались на узловую станцию, прогнали оттуда фашистов, подорвали все, что можно и нужно подорвать — водокачки, паровозы и прочее, без чего не может жить ни одна станция. Ну, рвали еще мост, заряд рассчитали заранее — что тут сложного? Собственно, досталось-то больше всего партизанам, это они воевали, а подрывники, следом за ними завершали дело.

Ребята ловили каждое слово лейтенанта. Шутка сказать — партизаны отвоевали у фашистов железнодорожную станцию и пустили на воздух со всем ее имуществом. И не где-нибудь, а в их же собственном тылу. Можно вообразить, какой гром получился, какая паника началась у фрицев. И не кто-нибудь участвовал в этом налете, не безымянные ребята, а свои, из одной роты. Они сидят дружной кучкой, спаянные опасной вылазкой в тыл врага. У каждого поблескивают либо медали, либо ордена. Сидят притихшие, вроде бы сконфуженные свалившейся на них славой.

Качанов горячо шептал сержанту на ухо:

— Ничего, и на нас хватит станций и мостов!

Когда Курнышев объявил перекур, воронинцев окружили плотным кольцом, тискали руки, хлопали по плечам, щупали новенькие ордена и медали, словом, всеми способами старались выразить свое одобрение и восхищение их подвигом, а потом допрашивали с прокурорским пристрастием о самых незначительных мелочах, какие встретились им и какие могут встретиться каждому. И вот тогда, от воронинцев, бойцы услышали о Старике, о боевом партизанском разведчике.

После воронинцев улетели на задание ребята из другой роты, которые в тылу врага пробыли неделю. Они тоже подтвердили, что немало наслышались о Старике.

Теперь очередь за Андреевым и его товарищами лететь в тыл врага.

В путь их снаряжал весь взвод. Укладчики проверяли парашюты, а некоторые укладывали заново. Мастера по оружию придирчиво осмотрели автоматы. Ишакину пришлось расстаться с карабином. По приказу Курнышева старшина ворча поменял старые гимнастерки и брюки на новенькие, Андрееву выдал добротные кирзовые сапоги.

На душе у него было тревожно от ожидания чего-то необыкновенного. И еще остался горький осадок от утреннего разговора с Васеневым. Лейтенант не сразу открыл Андрееву, кого же думает взять на задание. К нему обращались многие, а он никого не хотел слушать. Наконец, Андреев не выдержал и сам подошел к нему.

— Все-таки пора принимать решение, — сказал Андреев. — Ребята волнуются.

— Придет время, скажу. Я еще с Курнышевым не согласовал.

— Но мне-то можешь сказать?

Васенев посмотрел на сержанта цепко и недовольно, однако открылся.

— Полетишь ты, Качанов, Рыбкин и Ибатуллин.

Григория охватила досада. Неужели лейтенант так и не изучил своих людей? Рыбкин парень тихий, неприметный, исполнительный. Видимо, это и подкупило Васенева. Но Рыбкин для выполнения задания не годился. Потому что самостоятельность таких людей пугает, в одиночестве они теряются. А ведь на задании каждый обязан уметь действовать в одиночку, в зависимости от обстановки. Вот это-то и хотел объяснить Андреев лейтенанту, но тот не стал слушать. Андреев, закипая, тихо спросил:

— Разрешите обратиться к капитану?

— Не разрешаю.

— Тогда освободите меня от задания.

— Боишься?

Григорий скрипнул зубами, так его еще никто не обиход. Глубоко выдохнул и сказал, не повышая голоса: