Михаил Аношкин - Прорыв. Боевое задание

В полночь группы заняли исходные позиции. Старик, дал красную ракету, и начался разгром. Затрещали автоматы, ухнули гранатные взрывы. Ввысь взметнулся огненный смерч — вспыхнул склад с горючим. Минутой позже вздрогнула под ногами земля — грохнули боеприпасы. У охраны поднялась паника.

Утром комбриг пожал новому комроты руку и сказал:

— Спасибо, порадовал. Вижу, грамотный ты мужик.

Игонин скромно ответил:

— Учился в сорок первом, товарищ комбриг.

— Добрая школа. Так и держи.

Весной сорок второго штаб объединенных партизанских отрядов отозвал заместителя командира отряда по разведке. В ответ на протест Давыдова, начальник штаба лаконично радировал: «Обойдешься».

В отряд проникли сведения, что в одном ближнем районном центре особенно свирепствует местная полиция — расправляется с семьями партизан и военнослужащих, грабит население и творит всякие другие бесчинства. Старик попросил разрешения у Давыдова разгромить полицейский гарнизон. Комбриг колебался — полицаи потому и храбрились, что, кругом было полно немцев. Но Старик настаивал, и Давыдов, скрепя сердце, позволил. И вот как это произошло.

По дороге в райцентр пылят две подводы. На них расселись солдаты в серо-зеленых мундирах. На передней молоденький офицер в пенсне, рядом с ним здоровенный бородатый денщик и остроносый переводчик из хохлов. Подводы въехали в село. На улицах безлюдно. Жители прячутся в домах. Даже не видно вездесущих мальчишек. Подводы выкатываются на площадь, возницы натягивают вожжи. Из школы, приземистого, из красного кирпича здания, выбегает долговязый полицай, на ходу поправляя суконный френч. Немцы соскакивают на землю. Офицер снимает пенсне и вприщур, несколько презрительно, смотрит на полицая. А тот запнулся за кем-то брошенную палку, чуть не упал. По инерции подбежал к офицеру ближе, чем полагается. Потом шагнул назад и гаркнул:

— Господин офицер, полицейский участок несет службу по охране порядка!

Офицер презрительно морщится, обходит полицая и быстро идет в школу. За ним поспевают солдаты». Дежурный полицай плетется в хвосте. Он переживает из-за того, что так неуклюже получилось с рапортом.

В просторном светлом классе спертая духота и кислый запах махорочного дыма. На нарах, сделанных из жердей и досок и застланных соломой, лежат полицаи. При виде немецкого офицера они соскакивают и замирают по стойке «смирно». Некоторые из них торопливо застегивают пуговицы френчей. Опять перед офицером возник долговязый дежурный полицай, опять он хрипит:

— Присутствуют девять человек. Пятеро ушли в село, двое собирают продовольствие!

— Болван! — шепчет полицаю переводчик. — Швыдче посылай за остальными. Бачишь, господин офицер сердится!

И переводчик что-то шепчет на ухо офицеру. Тот слушает с непроницаемым видом, потом согласно кивает головой и четко выговаривает:

— Зер гут!

Дежурный посылает одного из полицаев за отсутствующими, и тот вылетает из школы пулей. Не проходит и десяти минут, как, запыхавшись, прибежали остальные полицаи. Они до обморока боятся немцев. Боятся их ослушаться. Но они, вместе с тем, понимают, что немецкий офицер появился у них не зря. Значит, кончилось привольное житье. Не иначе, как немцы задумали облаву на партизан и хотят взять их с собой. А это верный конец. У партизан меткие пули, всевидящий глаз и длинные карающие руки. В классе-казарме стоит гнетущая тишина.

— Все? — опять почему-то шепотом спрашивает переводчик у долговязого полицая и тот преданно хрипит:

— Все, господин переводчик!

Тогда выступает вперед бородатый денщик, наводит на полицейских свой автомат и говорит:

— Кончай базар, цуцики!

А переводчик и два солдата неожиданно оказываются возле пирамиды с винтовками.

— П-п-погодите... — лепечет долговязый. До него с трудом доходит происходящее.

Старик толкает его дулом автомата к двери и командует всем полицаям:

— Марш на двор! Быстрее! Быстрее!

Во дворе переводчик, он же партизан Щуко, построил полицаев. Федя Сташевский бросил на подводу фуражку немецкого офицера и надел милую сердцу кубанку и встал рядом со Стариком.

Старик презрительно оглядел полицаев и сказал:

— Мерзавцы! Как только вас русская земля носит. Мне противно дышать с вами одним воздухом!

Полицаи что-то вразнобой забормотали, но их перекрыл гневный голос Старика:

— Молчать, подонки!

Потом полицаев судили, наиболее ярых расстреляли. Двух отпустили обратно служить в полиции — они дали слово работать на партизан и, действительно, работали добросовестно, искупая свой грех.

Тогда-то Давыдов позвал к себе Старика и предложил ему быть своим заместителем по разведке. Тот подумал, подумал и ответил:

— Трудное это дело, товарищ командир.

— Легкого ищешь?

— Зачем же легкого? По силам, чтоб не надорваться. До войны знавал я силача одного. Возьмет легковушку за задний буфер и говорит шоферу — езжай. Тот даст газ, а легковушка ни с места, силач ее держит. Однажды силачу и говорят — ты вот эту железяку поднимешь? А в той железяке пудов десять, не меньше. Отвечает — подниму. Чуть от земли приподнял, а больше не может, но все хорохорится. И что же вы думаете?

— И что?

— Надорвался, заболел и умер.

— Умная побасенка, — отозвался Давыдов. — Хорошо, не переоцениваешь себя. Это мне по душе. Потому и быть тебе моим заместителем по разведке.

А бороду Петро отрастил не для красоты или шика. Еще до отряда, выходя из окружения, бойцы Игонина вынуждены были вступить в рукопашную схватку. На Петра насел здоровый верткий офицер и порвал сильно на шее кожу — задавить пытался. Хорошо, что подоспел Щуко и всадил в гитлеровца финку. Петро стал уже задыхаться. Из этой схватки живыми вышли только двадцать человек, с ними Игонин и прибыл к Давыдову. С тех пор он отрастил бороду — она скрывала безобразные шрамы.

В отряде фамилию Петра мало кто знал, звали по кличке — Старик. Даже комбриг затруднится сразу вспомнить фамилию своего заместителя, хотя в его тетрадке аккуратно записаны все данные о нем. Федя-разведчик и тот постепенно стал забывать имя и фамилию командира, а ведь они знакомы два года.

Первое время Петро сам часто бывал на заданиях, но со временем стал ходить реже и реже. С одной стороны, запретил категорически Давыдов — это после того, как гитлеровский офицер хотел его похитить. А с другой, он так плотно влез в разведывательные дела, что на собственную разведку совсем не оставалось времени. Трудно было удержать в памяти разветвленную сеть, которую он принял и которую расширил. Даже терминологию не сразу усвоил. Как-то поначалу странно звучало: брянский доктор Николай Павлович звался «резидентом», Надя в деревне держала «явочную квартиру», Федя — «связник».