Михаил Белоусов - Об этом не сообщалось…

Изменник был предан суду военного трибунала и осужден по всей строгости советских законов.

Всех участников этой операции командование представило к правительственным наградам. Младший лейтенант госбезопасности Алексей Корнеевич Красножегов посмертно был награжден орденом Красного Знамени.

Иван Чайка в госпитале долго не залежался. Очередной его рейд в глубокий вражеский тыл помог контрразведчикам особого отдела Юго-Западного фронта раскрыть гнусную провокацию абвера, острие которой было направлено против видного советского военачальника.

Летом и осенью 1941 г. войска Юго-Западного фронта понесли большие потери, многие части побывали в окружении. И поскольку нужда в людях была огромной, в расположении войск фронта действовало несколько сборных пунктов для выходящих из окружения. Здесь они проходили санобработку, получали обмундирование, оружие и распределялись по частям. На сборных пунктах работали сотрудники органов тыла, кадров, политуправления и особого отдела.

10 декабря на фронтовом сборном пункте в селе Пески Воронежской области к младшему лейтенанту госбезопасности Пивоварову обратился сержант Воропаев, оказавшийся в окружении со своей танковой частью при отступлении из Харькова, и сообщил, что хочет сделать заявление большой государственной важности. То, о чём рассказал танкист, действительно выходило за рамки нашей повседневной работы. Но обо всём по порядку.

Биография и послужной список сержанта характеризовали его с наилучшей стороны. Сын крестьянина-середняка из Оренбургской области, он в начале тридцатых годов отслужил действительную службу в Красной Армии и после демобилизации работал трактористом в местной МТС. В начале войны добровольцем ушел на фронт, воевал храбро, отличился в боях за Харьков. Двое сослуживцев Воропаева, которых мы разыскали в одной из частей обороняющейся здесь армии, подтвердили, что, когда кончились горючее и боеприпасы, сержант подорвал свой танк и вместе с ними выходил из окружения. Но по дороге простудился и заболел воспалением легких. В беспамятном состоянии его пришлось оставить в селе Шаповаловка у колхозницы Анны Карповны Франько, о чём после выхода на нашу сторону они сообщили командованию.

Сам Воропаев честно сознался, что, оправившись после болезни, он проявил малодушие. С одной стороны, он привязался душой к своей спасительнице – Анна, судя по описаниям, была красивой 35-летней женщиной, – а с другой – прельстился сытой и, главное, спокойной жизнью. Сидеть бы ему и по сей день в уютно оборудованном подполье, но неделю назад произошло событие, буквально всколыхнувшее его душу и заставившее вспомнить о присяге и воинском долге.

Ночью их с Анной разбудил лай собаки. Они услышали шум автомобильного мотора и немецкую речь. Анна пошла открывать, а он юркнул в погреб и затаился. В комнату вошло несколько человек. По голосам определил, что среди них была одна женщина и один русский. Анне приказали накрыть на стол и убираться спать в хлев – распоряжалась женщина по имени Гелена. Оставшись в доме одни и не подозревая о присутствии в погребе, вырытом здесь же, в кухне дома, Воропаева, приезжие продолжали разговор. К одному немцу все обращались уважительно: «герр генерал», а к русскому: «господин полковник». Переводила Гелена. Всего разговора Воропаев по памяти восстановить не мог, но суть его сводилась к следующему. Гитлеровский генерал хотел, чтобы русский полковник перешел линию фронта и нашел пути для встречи с крупным советским военачальником. «Когда я услышал фамилию, – говорил Воропаев, – меня мороз по коже продрал». Речь шла о советском генерале, которому партия доверила ответственнейшее дело – один из важнейших участков обороны Москвы.

Полковник вначале отказывался. Он боялся, что могут возникнуть осложнения при переходе линии фронта и что советский генерал, получив письмо «герра генерала», прикажет арестовать и расстрелять его. Гитлеровец настаивал.

Через линию фронта, говорил он, господина полковника пропустят беспрепятственно, а что касается советского генерала, он встретит посланца от немецкого командования с распростертыми объятиями. Он близкий друг многих германских военачальников и, больше того, поклонник фрейлейн Гелены. В 1940 г. во время маневров на западной границе он проявил себя «галантным кавалером». В неотразимости чар фрейлейн господин полковник сможет убедиться лично – до утра времени ещё вполне достаточно…

Утром гитлеровцы с советским полковником уехали в сторону фронта, а он, Воропаев, понял, что не может держать при себе такую страшную тайну, и, несмотря на все уговоры Анны, твердо решил пробираться к своим.

В тот же день Воропаева доставили в особый отдел фронта. Нужно ли говорить, как внимательно мы изучали и анализировали его показания. Ведь речь шла не просто о добром имени и чести видного военачальника. Речь шла о человеке, которому в минуту смертельной опасности советский народ, в самом полном значении этого слова, вручил ключи от своей столицы.

В показаниях Воропаева была одна очень серьезная натяжка. Сам он немецкого языка не знал, но довольно подробно передал ту часть разговора, где речь шла об интимной связи Гелены с советским военачальником и о том, как гитлеровец предложил «господину полковнику» воспользоваться её благосклонностью. По Воропаеву выходило, что переводчица говорила о себе в третьем лице. К сожалению, этого было мало, чтобы доказать лживость показаний «окруженца» – он ведь предупредил, что, не помня всех деталей, пересказывает лишь суть разговора, и при случае мог сослаться на то, что к такому выводу он пришел после всего услышанного.

Требовалась более серьезная и глубокая проверка всех этих данных, тем более что в то время, в дни, когда решалась судьба Москвы, мы не имели права просто отмахнуться от полученных сведений. Буквально за несколько дней до описываемых событий особому отделу пришлось заниматься аналогичным делом. Правда, масштаб был не тот – речь шла о начальнике одного из управлений штаба фронта, но почерк просматривался тот же. Неизвестный человек в форме капитана-летчика вручил нашему командиру письмо от командующего гитлеровской танковой армией генерала Гудериана, который напомнил ему об их знакомстве в прошлом и теперь давал «добрый» совет: взвесить обстановку на фронтах и постараться сделать «Правильный» выбор в сложившейся ситуации. Наш командир проявил разумную выдержку, обещал, подумать. Во время второй встречи с гитлеровским агентом он, по нашему совету, «ещё не пришел к определенному выводу», но поинтересовался, чем он может быть полезен генералу Гудериану. Связника пришлось отпустить, но зато командование фронта узнало, какие вопросы в первую очередь интересуют гитлеровский генштаб и куда собирается направить он свой главный удар во время готовящегося наступления.