Михаил Белоусов - Об этом не сообщалось…

Часа через полтора возвратился Сергей. С ним вместе пришла Настя, худенькая девчушка, которой при всём желании нельзя было дать её пятнадцати лет. Но нехватка роста полностью компенсировалась сообразительностью. Когда Загоруйко инструктировал девочку, как она должна вести себя в будке, та схватывала его слова буквально на лету.

Настя сыграла свою роль как нельзя лучше, но часовой запретил дяде Коле выходить из будки. Забрав узелок с гостинцами, он грубо вытолкал девочку на улицу и захлопнул дверь. Этим самым фашист подписал себе смертный приговор.

Проводив девочку до полевой тропинки и попросив передать отцу, чтобы он по-прежнему ждал гостей, Прохор возвратился к товарищам, которые уже со всех сторон окружили будку. Медлить было нельзя – с минуты на минуту могла подойти машина с Геленой и её спутниками.

Выбрав момент, когда часовой всецело был занят едой, Загоруйко с силой рванул дверь. И не успел солдат потянуться за автоматом, как на его голову обрушился окованный железом приклад ППШ. Он, как говорится, даже не охнул – кулем свалился на пол. У дяди Коли нашелся моток провода, которым гитлеровца спеленали по рукам и ногам. Потом на всякий случай заткнули ему рот его же перчаткой и волоком оттащили подальше в посадку. Полдела было сделано.

Дядя Коля сказал, что смена солдату прибудет, видимо, к шести часам утра. Времени оставалось совсем мало – если к этому сроку не появится Гелена, нужно срочно искать запасной выход. Прохор предлагал снимать засаду до смены караула и уходить в степь, образовав тем самым ядро нового партизанского отряда. С Геленой, по его мнению, счеты можно свести потом, выбрав для этого более подходящий момент и хорошо подготовившись к нему. Но Загоруйко этого плана не принял. Любое промедление, считал он, могло привести к срыву задания. Да и непростительно было упускать предательницу, когда она сама шла в руки. В конце концов, рассуждал чекист, эта проклятая машина рано или поздно должна возвратиться из Мариуполя. Всё дело во времени, и времени недолгом – час, от силы полтора. А ради такого случая не грех будет прихлопнуть ещё пару фашистов – разводящего и нового часового. Пока их хватятся, Гелена уже будет в наших руках. Конец спора положил молчавший до этого дядя Коля. Он всё обдумал и взвесил, этот замечательный старик, и говорил не спеша, с расстановкой, будто бы речь шла совсем не о его жизни, которую он добровольно решил подвергнуть смертельной опасности.

– Я думаю, ребята, так. Горячку пороть смысла нет, да и незачем – работа у нас с вами уж больно серьезная. Подождем мы сменных фашистов, и я им про твоего, Паша, крестника расскажу всё в самом лучшем виде. Так, мол, и так, покараулил он после вашего отъезда часик, а потом схватило у него живот, и он стал вообще ни на что негодный. Тут, на счастье, подвернулась легковая машина и «больной» укатил в город. Объясню я им на чистейшем ихнем языке: «кранк», «фарен» и тому подобная мерзость. Поверят гады, их счастье – поживут еще несколько дней. Не поверят, за грудки начнут брать – тут вы мне маленько и подмогнёте…

Группа снова заняла свои места, и потянулись томительные минуты ожидания. Наконец их долготерпение было вознаграждено. До шести ещё оставалось добрых сорок минут, когда километрах в двух от переезда со стороны Мариуполя на дороге появилась мерцающая полоска света от автомобильных фар. В звонкой морозной тишине всё явственнее слышался шум мотора. Загоруйко объявил готовность номер один. Дядя Коля в последний раз проверил прочность запоров на шлагбаумах и поспешил в сторожку «спать», а четверка смельчаков залегла в кюветах метрах в двадцати от переезда – здесь, по их расчетам, должна была остановиться машина. Огневая мощь группы усилилась за счет трофейного автомата, но Загоруйко всё же надеялся, что всё обойдется без фейерверка.

Тревога, казалось, повисла в воздухе. Мечущийся свет фар плясал по дороге, выхватывая из темноты то обшарпанную стену сторожки, то голые остовы промерзших тополей. Протяжный сигнал неожиданно разорвал тишину и больно ударил по натянутым до предела нервам. Ещё минута – и пора. Тело сжалось в упругий комок, готовый каждую секунду рвануться навстречу опасности. Сейчас машина остановится, Загоруйко убедится, что прибыли те, кого они с таким нетерпением ждали, и подаст сигнал.

Но произошло опять непредвиденное. Не сбавляя скорости, бешено сигналя на ходу, машина проскочила засаду и, взвизгнув тормозами, остановилась возле самого шлагбаума. На дорогу выскочил водитель и побежал к будке. В самый последний момент и Загоруйко и Прохор были ослеплены светом и не смогли молниеносно сориентироваться: та ли это машина. И теперь из укрытия им видны были лишь стоп-сигналы, мерцающие в ночи рубиновым светом. Уходили драгоценные секунды. Из будки послышались ругань водителя и глухие удары. В это время открылась задняя дверца. Из машины выбрался офицер и не совсем твердой походкой направился к сторожке, вынимая на ходу парабеллум. Загоруйко вскинул автомат и полоснул очередью по офицеру. Тот упал. Тогда Павел послал Прохора на помощь дяде Коле, а сам побежал к машине. В этот момент распахнулась вторая дверца и на дорогу выскочила женщина в военной форме. Отстреливаясь из автомата, она побежала в сторону Волновахи. К счастью, фары светили, и фигура беглянки, её черный эсэсовский костюм отчетливо выделялись на белом снегу. Ни секунды не раздумывая, Загоруйко бросился следом. Когда их разделяло каких-нибудь пятнадцать шагов, он приказал ей остановиться и бросить оружие. В ответ прозвучала очередь. Уже падая, Загоруйко нажал спусковой крючок.

Через минуту товарищи подобрали истекающего кровью чекиста. В нескольких шагах от него лежала мертвая Гелена. С предательницей было покончено.

Но опасность не миновала. В суматохе боя партизаны не заметили, как к переезду подкатила ещё одна машина со стороны Мариуполя. Два немца залегли на дороге и открыли огонь. Пересилив боль, Павел Загоруйко приказал ребятам идти на подмогу Прохору: «Я ранен в живот, двигаться не могу. Передайте в подпольный комитет и на ту сторону, что задание выполнено…»

Не успели партизаны отойти и нескольких шагов от него, как позади них раздался одинокий выстрел. Понимая, что его состояние безнадежно, Павел Загоруйко не захотел быть обузой для товарищей…

Тем временем Прохор пристрелялся ко второй машине – со звоном посыпались стекла, лопнул пробитый пулей скат… Получив отпор, гитлеровцы дали задний ход и убрались восвояси.

Попрощавшись со своим боевым товарищем, отнеся его тело в посадку, быстро ушли с переезда и партизаны. Вместе с ними уходил и дядя Коля. Из Волновахи на помощь фашистам сюда никто пока не подоспел.