Герт Ледиг - Сожженные дотла. Смерть приходит с небес

— О чем задумался? — спросил комиссар.

Тогда он подошел к стене, снял икону и нерешительно повертел ее в руках. Комиссар задумчиво прошелся по комнате. Зощенко почувствовал, что его предупреждает хитрая улыбка комиссара, и сказал:

— Не более чем средство для самовнушения.

— Вот именно, — подтвердил комиссар.

Зощенко подошел к окну и открыл его как раз в тот момент, когда огни собора погасли.

— На меня она больше не действует, — заверил он и выбросил икону на улицу.

Словно пораженная стрелой птица, картинка полетела вниз, стукнулась о казарменный двор и разбилась. Он сделал несколько шагов назад и посмотрел на комиссара:

— Вы довольны?

— Я — да, но Бог? — В своем кожаном плаще комиссар был похож на бронзовую статую. — Его иконы висят там, наверху. — Из окна он показал на звездное небо. — А ты опаснее, чем я думал, — злобно сказал комиссар и захлопнул за собой дверь. На пол посыпалась штукатурка.

Рука схватила его за лицо. Разрывом снаряда задуло свечи. Между ранеными проковыляла тень. Другая тень начала петь в темноте.

— Тихо! — приказал Зощенко.

Он расстегнул брюки, помочился. Между ног он почувствовал теплую жидкость. Какое удовольствие освободиться от этого давления! Моча медленно остывала. Зощенко лежал в собственных испражнениях. Над низом его живота висело облачко пара. Едкий запах раздражал его нос…

Таким же неаппетитным был котенок, в слое слизи, вылезший из материнского тела. Он его подбросил в воздух и швырнул в стену. (Или это была икона?) Маленький череп разлетелся, как яичная скорлупа. Кровью обрызгало руку. Старая кошка стала жалобно мяукать. Она увязалась за ним, прошла вдоль деревенской улицы до квартиры. Он искал камень, но нашел лишь палку длиной с руку. Погрозил ей. Она села на дорогу, взъерошив шерсть. Она шипела на него, как на дворнягу. Он повернулся и побежал дальше. Она следовала за ним на безопасном расстоянии. Он украдкой поглядывал через плечо, резко поворачивался и бежал на нее. Она сразу же убегала от него. Ее зеленые глаза следили за дубинкой. Он еще никогда не видел, чтобы кошка ползла задом. Расстояние было небольшим. Вот сейчас. Дубинка пролетела по воздуху, просвистела над ее головой и попала в хвост. Раздался тонкий крик. Животное не тронулось с места. Ее выгнутая спина была как казачья сабля. Слизь от котенка, которого она облизывала, еще висела у нее на усах. Она была невыразимо мерзкой. Но удушить ее он был не готов. Однако требовалась храбрость, чтобы повернуться к ней спиной. А вдруг она вспрыгнет ему на спину и вопьется когтями в затылок? Он ускорил шаг. Побежал. Рассеянно снова оглянулся. Кошка бежала за ним. Задыхаясь, он добрался до квартиры. Захлопнул дверь. Глотнул водки. Ему стало легче. Из темной комнаты он выглянул на улицу. Кошка сидела в пыли, не спуская глаз с двери. Он схватил винтовку. Черт знает почему, но он не мог поймать эту тварь на мушку. Кроме того, ему мешало оконное стекло. Из страха перед кошкой он не осмеливался открыть окно. Придется рисковать стеклом. Он поставил стул на стол. Положил ствол винтовки на угол между сиденьем и спинкой. Наконец-то поймал лоб кошки (или это была икона?) в прицел. Животное неподвижно сидело в пыли и орало. Ему была видна маленькая пасть. Он снял предохранитель и нажал на спуск. Стекло разлетелось, кошка подскочила в воздух. Кувыркнулась. Осталась лежать без признаков жизни. Он почувствовал облегчение. И тут он вдруг заметил, что животное снова встало на лапы. Кошка шаталась и смотрела в разбитое окно. Закричала. Ужасно громко, как кричит ребенок от страха смерти. Она побежала по кругу. Он мог свободно целиться. Пуля за пулей взбивала пыль. Но он не попадал. (Он не попадал в икону.) От соседнего дома прибежала собака. Со свисающим языком. Он перестал стрелять. Несмотря на это, собака оставалась от кошки на некотором расстоянии. Она боялась. Села и нетерпеливо ерзала задом туда-сюда, будто у нее были глисты. Его руки были мокрыми от пота. Он схватил бутылку водки. Алкоголь ударил ему в голову. Вдруг ему все показалось великолепным. Кошка в своих мучениях, собака со своим страхом. Он схватил штык и побежал на улицу. Он рубил кошку, пока она не перестала шевелиться. Собаку он тоже хотел ударить. Но та, скуля, убежала. Он с удовольствием посмотрел на свою работу. Кошачья кровь приклеилась к его форме. Красноармейцы собрались вокруг него и его жертвы. Несмотря на опьянение, он явно видел их отвращение. А он все смеялся, смеялся в небо.

Солдаты что-то искали в лисьей норе. Они посветили Зощенко в лицо. Было такое впечатление, словно они кого-то потеряли. Тем временем он уже привык к вони своей мочи. Брюки приклеились к бедрам. Когда он их сжимал, ему становилось лучше. Он был в забытьи. Голоса солдат разбудили его. Он не понимал, что они говорили. Он только чувствовал, что говорили о нем. Отвращение, с которым они его хватали, выдавало их намерения. Они потащили его по проходу. Боль снова ударила в бедро. Он отчаянно пытался вцепиться в сырую землю. Они тащили его дальше. Для них он уже был трупом, который начал разлагаться.

Свет дня упал на его пепельное лицо. Проклятое солнце, под которым он должен был делать последние вздохи. Он хотел назад, в склеп, где его окружала безопасность. Ни как прикончить кошку в пыли. Ни как разбить икону о казарменный плац. Он чувствовал раскаяние и отвращение к самому себе. Если бы икона тогда пошевелилась, его бы жизнь пошла по-другому и котенок был бы еще жив. Проклятая картинка с богом, которая не давала никакого знака…

Сначала с запада донесся неясный шум, который мог бы производить мотор самолета. После этого серебряная птица появилась прямо над высотой. Пару раз она пролетела над развороченным опорным пунктом.

Лейтенант Трупиков с большим трудом смог против солнца рассмотреть черные прямые кресты на плоскостях. Над позициями затерявшейся кучки немцев взлетели белые ракеты. Он надеялся, что немецкий разведчик не заметит их на ярком солнце. Он прижался к стенке окопа и следил за каждым движением самолета. Казалось, что голая высота его интересовала гораздо меньше, чем парализованный фронт у полосы болот. Внезапно там установилась зловещая тишина. Танки, как пугливые звери, прижались к земле. Только у немцев, позиция которых преграждала ему путь к полосе болот, было оживленно. Они размахивали плащ-палатками, кричали и стреляли, будто летчик мог услышать производимый ими шум.

Самолет неутомимо летал туда и сюда, снижался и снова взмывал в небо, завывая мотором. Когда он пролетал над скелетом стальной мачты и остовами танков на высоте, лейтенант Трупиков надеялся, что он отвернет. Нет. Самолет внимательно изучал окрестности. И лишь потом улетел.