Герт Ледиг - Сожженные дотла. Смерть приходит с небес

Другая возможность заканчивалась таким же образом. Только она о себе заявляла. Сначала вдали раздавалось рычание разозленного зверя. Глухое и стонущее, шум, который ни с чем не сравнить. Он разносился вокруг на целую версту, словно клич. Рык доносился два-три раза. Потом слышался вой расстроенного органа. Участок фронта парализовало. Пулеметы замолкали. Снайперы стягивали карабины с брустверов. Солдаты у минометов сбивались в кучу. У командиров орудий на губах застывал приказ об открытии огня. Посыльный тоже задерживал свой шаг. Потом начиналось. Бесчисленные молнии разрывали лес. Почти полсотни снарядов разрывались о стволы деревьев или о землю. Раздирающий уши грохот, огонь, пороховой дым, куски латуни, размером с кулак, земля, пыль. Расчеты батареи размазаны по четырем орудиям, перемешаны вместе со снарядными ящиками, зарядами, приборами, лошадьми и вмяты в грязь. Часом позже грохнуло над полевой кухней. Водитель, пассажир, повар, сухой паек на шестьдесят человек и сто литров водянистого супа были пущены по ветру Минутой позже накрыло роту, выдвигавшуюся на передовую для смены. Восемьдесят человек, в течение недели с трудом собранные за линией фронта, отдохнувшие, в начищенных сапогах, со смазанным оружием. Сорок из них добрались до окопов. Забрызганные грязью и кровью, деморализованные. Два часа, два дня, две недели. Где-то танковый батальон выходил на исходный рубеж. В лощине командир собрал свои экипажи на последний инструктаж. Гул за горизонтом. Пять-шесть секунд молчания в оцепенении. Откуда ни возьмись, падают снаряды. Крики. Снаряды дождем сыплются на пустые танки. Самый молодой офицер потрудился, чтобы найти достаточно водителей и на двенадцати танках доставить погибшие экипажи опять в тыл. И все, кто чувствовал, как дрожит земля, и видел, как дым от взрывов поднимается к небу, благодарили [в зависимости от своих взглядов] судьбу или Бога, что попали снова в других, а они опять остались невредимы. Посыльный тоже, упав на колени, держа руки перед лицом, благодарил свое провидение. Так выглядела другая возможность.

Посыльный шел дальше по гати. В сумке — извещения и семечки. Ему оставалось пройти еще половину пути, надобности останавливаться дольше, чем требовалось, не было. Гул над деревьями нарастал. Начинались позиции артиллерии. Лес стал реже. Местами попадались просеки с подрастающим кустарником и ядовитыми грибами. Гать кончилась. Началась разъезженная дорога, во время дождей превращавшаяся в кашу. Сдвинутая на обочину разбитая телега. Гнилая кожаная упряжь и скелет лошади. Слева и справа от дороги — размокшие картонные таблички с загадочными знаками. Они означали, что здесь находился телефонный пункт гаубичной батареи. Что там, на просеке, почти из-под земли зенитная пушка могла поднять в небо свой сверхдлинный ствол. В другом месте черепа, нарисованные неумелой рукой на деревянной табличке, предупреждали о минах.

Вдруг с неба что-то ухнуло. Посыльный бросился на землю. Взрывная волна прошла над ним. Огромная сеть, которую он принял за гору сухих сучьев, дернулась вместе с засохшей листвой. В клубах пыли поднялся ствол спрятанного под сетью орудия. Какой-то момент он стоял вертикально вверх. А потом обрушился вниз. Кто-то, кого не зацепило, проклинал Бога. Другой звал санитара.

Посыльный встал и пошел дальше. Он думал: «Однако редко здесь можно услышать, как зовут санитара». Дорога стала шире, колеи глубже. Навстречу ему попался солдат. Кожаная сумка, запыленные сапоги, изможденное лицо с запавшими глазами: посыльный после двух часов безопасности возвращался обратно в ад. Кивок — усталая улыбка в ответ. Пока.

Посыльный пошел быстрее, чтобы догнать телегу, скрипевшую впереди него. Телега переваливалась по разъезженной колее. Облачко пыли, тянувшееся за ней, прикрыло посыльного словно покрывалом. Он почувствовал бархатистый привкус на языке. В повозке были плащ-палатки. Тащила ее лохматая лошаденка. Только когда посыльный протянул руку, чтобы подтянуться и сесть в телегу, он выяснил, что за груз она везла. Под плащ-палатками по рассохшемуся полу стучали окоченевшие руки, мотались непокрытые головы. Пассажиры упирались друг другу в животы окоченевшими ногами. Они застыли в положениях, которые не смог бы принять ни один живой человек. Двое обнимались по-братски, другие улыбались друг другу искаженными лицами. Посыльный не стал садиться в телегу.

Он сидел на песке, пока облачко пыли не скрылось за ближайшим поворотом. Он очнулся только от свиста снарядов. И снова перед ним потянулись пушки, кучи пустых гильз, сложенных у обочины дороги. Все это осталось позади.

Наконец, началось поле, заросшее осотом, покрытое заболоченными пятнами, никогда не высыхавшими. Потом — бесконечные ряды березовых крестов. У конца кладбища стояла телега с мертвыми. Группа людей со стриженными наголо головами работала лопатами. Некоторые стягивали груз с телеги, другие тащили трупы по траве.

За последним рядом кладбища начиналась деревня. По обе стороны дороги — покосившиеся сараи, бревенчатые избы, покрытые рассохшейся дранкой. Колодец с журавлем. Перед ним на древке — жестяной вымпел батальона.

Посыльный побрел в дом. Перед дверью стоял адъютант. Посыльный приложил руку к стальному шлему и достал извещения из сумки.

С этого момента посыльный начал спать. Он повернулся кругом, прошел, шатаясь, назад по проходу, словно лунатик, нетвердо ставя свои ноги на ступеньки лестницы у входа в дом. Уже во сне он опустился на скамейку из нестроганого дерева у колодца. Усталость накрыла его, словно черное покрывало. Он прошел с командного пункта роты до штаба батальона. Приказ выполнен.

Адъютант взвесил извещения роты на руке. Он прочитал фамилии уже не существующих людей. Исчезнувшие понятия, составные части прошлого. «Потери: 1 пулемет, номер не установлен; 2 коробки для лент; 1 запасной ствол; 1 унтер-офицер; 7 солдат». Он подумал, что показывать донесение командиру имеет мало смысла. Он и командир были отправной точкой жизни. Дверь открылась: поступили фамилии. Дверь закрылась — фамилии ушли. Здесь некоторое число получало жизнь, а некоторое число — смерть. Можете посмотреть, как они с этим будут справляться. У него — своя работа. Чем занимается командир — его не интересует.

Он постучал в дверь. Она была обита картоном. Никто не знал, зачем. Может быть, чтобы вызвать уважение. То ли дверь была в щелях, то ли картон должен был показать, что эта дверь ведет к командиру.

Майор облокотился на стол, покрытый бумагой. По нему было видно, как он устал. Он пах затхлым запахом дома: смесью холодного дыма, плесневелого дерева, грязного белья, пота и нечистот. Он давно не брился. Пару дней или неделю. Он был похож на мертвеца, у которого продолжает расти борода. Каждый мог оценить, как долго он уже выставлен в гробу. Стеклянный глаз уродовал его лицо. Живой глаз поочередно оглядывал четыре ножки стола, четыре консервные банки, наполненные водой, желтоватый бульон, в котором плавали дохлые клопы. Он хотел удостовериться, не прибавилось ли клопов. Он делал это неосмысленно. На самом деле ему было все равно. Уже давно он не считал насекомых на поверхности жидкости.