Лариса Захарова - Сиамские близнецы

— Тогда я вам скажу, продолжая свои наблюдения за европейскими странами, что Италия пахнет картинной галереей, где пыльно, потому что следует поддерживать постоянную температуру. Поэтому там так жарко. Муссолини мне не нравится, какой-то жирный и неопрятный. А Испания пахнет кровью быков.

«Боюсь, — подумал Дорн, — еще немного, и в Испании запахнет просто кровью — человеческой кровью…»

— А Россия? Чем пахнет Россия? — спросил Дорн.

— Россия… — Нина запнулась и задумалась, вдруг стала очень похожа на отца. — Не знаю. Не помню. Впрочем, это значения не имеет. А в этом флигеле папина радиоустановка. Он ведь страстный радиолюбитель, даже сигналы «Красина», когда тот следовал к «Челюскину», однажды принял… И участвовал в радиопоиске лагеря Нобиле. Говорят, в Америке уже есть такое радио, которое передает не только звук, но и изображение. Я бы хотела иметь такой приемник.

«Ах вот как Багратиони решает проблему связи… — понял Дорн. — И все сходит за причуду богатого бездельника. Что позволено Юпитеру… А ловко, однако, прямо-таки позавидуешь…»

Нина спросила:

— Хотите посмотреть конюшни? Я так люблю лошадей, — и вдруг на Дорна нахлынуло от ее голоса, слов что-то щемящее, такое родное, что к горлу подступил ком. Но тут же пришел яростный протест, он вдруг увидел глаза Лоры Гейден, увидел так ясно и близко, что зажмурился…

А голос, показавшийся неожиданно родным, зазвучал тревогой:

— Что с вами, мсье Роберт? Мсье Дорн, чем вам помочь? — и легкая прохладная рука осторожно и робко коснулась его пальцев.

Когда-то давно, еще до офицерского училища, лейтенант Курт Хайнихель представлял Рейнскую демилитаризованную зону как большой кусок земли, который враги отторгли от его родной Германии и обнесли колючей проволокой. В действительности же Рейнская демилитаризованная территория называлась зоной лишь в текстах международных документов. В реалиях — это высокий, левый берег Рейна, за которым границы Франции, Бельгии и Голландии, и низкий, луговой правый берег реки, пятьдесят километров от которого в глубь Германии населены мирными людьми, растящими пшеницу, разводящими свиней и индеек для знаменитого страсбургского паштета.

На рассвете 7 марта одна-единственная дивизия германской армии была поднята по тревоге, фельдфебели объявили о начале маневров и погрузили рядовых в железнодорожные вагоны страсбургского направления — то была дорога к Рейнской зоне. Воинский эшелон остановился на берегу Рейна, и три батальона были переправлены через реку. Немцы форсировали Рейн, оглядываясь и пугаясь собственной тени. Хайнихель командовал одной из разведгрупп. Они шли впереди, и через каждые семь — десять минут Хайнихель посылал световые сигналы. Зеленая ракета означала, что можно продвигаться беспрепятственно, противник не обнаружен. Хайнихель, как офицер абвера, знал, что в планшетах старших командиров лежат пакеты, которые следовало вскрыть при появлении французских частей, там содержался приказ о немедленном отходе на первоначальные позиции, то есть обратно за Рейн и пятидесятикилометровый рубеж. От страха — вот-вот столкнутся с невидимым противником — и солдаты, и офицеры были в состоянии огромного нервного напряжения. И боеприпасов у них не было. Куда, как, зачем, что делать дальше — понятия никто не имел, потому что ни генералы, ни Гитлер даже предположить не могли, как будет себя вести та сторона. Все это создавало суматоху, беспорядок, роты не знали, где штабы их батальонов, батальоны — где их полки. Хайнихель слышал, как солдаты переговаривались, что, мол, их не бросят в беде, если что, прикроют с воздуха. Но ему-то было известно, что и на борту самолетов нет патронов, и если авиация поднимется, то лишь для устрашающего впечатления. Что же нас ждет?! — с тревогой думал лейтенант, посылая в воздух очередной зеленый сигнал.

Наступило пасмурное мартовское утро. Хайнихель наблюдал, как местные жители спросонья с изумлением поглядывают на солдат из-за кружевных занавесок и торопятся спрятать подальше телят, свиней, гусаков и индеек, памятуя, что главной вековой традицией германской армии, всегда неукоснительно соблюдавшейся, было мародерство. Но немцы вели себя тихо. Пока. Они все еще боялись появления французских войск. На этот случай, правда, была заготовлена легенда о неудачных учениях, в ходе которых несколько частей заблудилось. Вот и не вооружены поэтому — учения же! Это чтобы легенда выглядела достовернее. Но от нее все равно разило наглым враньем: не настолько же тупы немецкие офицеры, не настолько же они не сведущи в военной картографии, чтобы перепутать Рейн с другой водной преградой.

Прошло несколько часов. Разведчики Хайнихеля на конях, в открытую обскакали высокий левый берег Рейна. Французских войск нигде не было. Давать ракеты не имело смысла, было уже слишком светло, и лейтенант подозвал вестового. Быстро набросав донесение, он сказал солдату:

— Отдадите лично полковнику в руки. Если не будет ответа, оставайтесь при штабе. А нам, ребята, — он подмигнул остальным солдатам разведгруппы, — пора пить кофе…

Прошел еще час, и немцы на привалах среди рейнских долин, и немцы в Берлине поняли, что сопротивляться им никто не станет.

В девять часов утра 7 марта 1936 года, когда младшие офицеры тех немецких батальонов, что первыми форсировали Рейн, уже пили кофе со сливками от знаменитых коров местной породы, Альбер Сарро собрал в Париже заседание Совета министров Французской Республики. Вопрос был один: расценивать нарушение границ Рейнской области как акт войны или нет? От ответа на него зависели действия французской стороны: контрудар или возражения чисто юридического порядка. Сотрудники аппарата премьер-министра, Министерства иностранных дел и Министерства национальной обороны делали вид, что встретились с полной неожиданностью. Будто не было предупреждений послов, разведданных, дипломатических недомолвок Форин офис, который ненавязчиво просил французский кабинет «не реагировать, дабы не возбуждать конфликт». Будто никто не понимал психологического состояния Гитлера, который, покажи ему бронированный кулак даже издалека, конечно, не застрелился бы, как обещал в ответ на опасения доктора Шахта, что авантюра может и провалиться, но, безусловно, отвел войска обратно. Однако… По парижским улицам уже бегали гамены, звонко выкрикивая: «Германия вступила в Рейнскую зону!» Парижане ждали мобилизации, в сторону границы уже уходили поезда с исполненными патриотических чувств молодыми французами, а кабинет Сарро так и не выработал еще своей четкой позиции. Военный министр Морэн предупредил премьера:

— Если вы не издадите декрет о мобилизации, то нанесете моральный ущерб состоянию армии, ибо хорошо знаете, что ничего не предпримете. Любой исход лучше, чем война, ибо любая война в Европе в настоящее время будет означать конец нашей системы! А что мы тогда будем делать?