Олег Татарченков - Высоко над уровнем моря

Где ты лазишь? — его недовольный и, что самое главное, трезвый вид (уже выспался, гад!) приводит меня в бешенство.

— Слушай, браток, разговаривай повежливее! Из-за тебя я с Наташкой поругался. Будешь возникать — к Людке отправлю. Под теплый бочок!

Серега сникает. Люда, может, и пустит его под свой теплый бочок, но предварительно проведет такую воспитательную беседу, ишаком педальным себя почувствуешь. Поэтому Серега решает идти на попятный.

Жена моего друга работает секретаршей в полубандитском кооперативе по ремонту автомобилей. Публика там трудится не слишком галантная. Людмила — фактура достаточно приметная, поэтому, чтобы отбиваться от кобелирующих личностей, выработала определенный кодекс поведения с мужским полом. Во время семейных кризисов она этими знаниями и опытом делится со своими благоверным.

Тем более, что главный повод всегда присутствует: Серега учится на вечернем в политехе и работает в завалящем телеателье. Людкина зарплата на несколько порядков бьет мужнину, что и является основным поводом для претензий.

Глядя на перемежающиеся райские взлеты и адские падения серегиной семейной жизни, я усиленно стараюсь избежать подобной участи женатика, несмотря на наташкины тонкие намеки на толстые обстоятельства.

На это не стоит идти даже ценой потерянных блаженных часов у телевизора под запах ужина, шуршание газеты и мягкости благородной, освященной обществом и государством супружеской постели.

— Водка осталась? — спрашивает меня Серый миролюбиво — уж больно ему не хочется идти домой под громы и молнии.

Я отправляюсь на кухню и достаю из холодильника початую бутылку, оставшуюся у меня еще с прошлого визита Сергея. Он заметно оживляется. Чувствую, что и мне нужно взбодриться.

После первых пятидесяти граммов откидываемся на спинки своих стульев, закуриваем. Замечаю, что Сергей хочет меня о чем-то спросить, но как будто не решается. Странно, раньше за ним подобной робости не замечал…

— Ты чего жмешься?

— Видишь ли… — он решительным жестом гасит окурок в пепельнице, сделанной из хвостовой части 82-мм мины, подаренной мне бывшим соседом по коммуналке, экс-майором артиллерии, — интересная ситуация на днях приключилась. Неделю назад моя Люда поехала к сестре в Ленинград и встретила там своего шефа…

Серега скрипнул зубами:

— Хоть бы не говорила, дура!

Я толкнул его в плечо:

— Не зацикливайся…

— Ну и отправились они в кабак. А там какая-то уголовная шобла на путанку местную наехала. Людкин босс, хотя сам из этого мира вышел, решил в джентельмена поиграть. Само собой, перед ней. А она-то, сука!!!

— Слушай, может, не надо? — остановил я Сергея, — Чего ты себе душу рвешь — не на исповеди, а я не поп.

— Да я о другом хотел сказать… Не в Людке дело! В Общем, Саня — так босса ее зовут, пушку из кармана вытащил, кодлу разогнал, ну и сам, естественно, ноги сделал, от ментов подальше. В тачку с Людкой вскочил, смотрит: подруга эта, путанка, совсем молодая еще девчонка, тоже из ресторана выбегает. Тоже, значит, хочет сдуться. А на улице — ни машины!..В бщем, взял он ее в свою «тачку»…

— «Шестерочка», наверное, цвета «металлик».

— Не, «мокрый асфальт»… Да не в этом дело! — Сергей протянул руку к бутылке, налил еще по-пятьдесят грамм, пошарил взглядом по столу в поисках закуски. Нашел кусок хлеба, по-братски разделил его на двоих, чокнулся, выпил и продолжил:

— Отвезли они ее домой. Девчонка на Васильевском острове живет. С матерью. Поздно было, мать спала, девчонка пригласила их к себе в комнату, чаю поставила…

— Неужто групповуху организовала?! — свистнул я.

— Андрей, откуда в тебе столько цинизма? — поморщился Серый. — Смотрю на тебя и удивляюсь…

— Ладно, извини. Значит, не организовала. Значит, Пастернака читать наизусть начала…

— Заткнись и слушай.

— Понял.

В общем, Андрюха, дальше получилось, как в дешевой мелодраме «Интердевочка»: шок прошел, девка в истерику. Сопли, слезы, слюни. Начала про свою горемычную жизнь рассказывать. Отец год назад в автомобильной катастрофе погиб, мать с горя слегла. Полгода была в больнице. Чтобы себя и мать прокормить, девчонка эта, ее, кстати, Аллой зовут, институт бросила, работать пошла.

Неделю назад ее кооператив, в котором эти дурацкие «варенки» шили, накрылся медным тазом. А жрать-то надо… Поголодала, начиталась и наслушалась баек про роскошную жизнь путан и пошла на панель. В этот самый кабак, значит. Первый раз, в первый класс. Ты знаешь, чужаков в этом деле не любят…

— Откуда мне знать, я же сутенер…

— …вот на нее «крыша» и наехала — не обращая внимания на реплику, закончил Сергей.

Я внимательно слушал его, хотя совсем не понимал, какого черта он мне все это рассказывает. Подобными сентиментальными историями были забиты все бульварные газеты нашего дурацкого переходного периода начала — х годов. Страна и мы катились в какую-то пропасть, рушились привычные связи между людьми. Все прежние ценности, которыми общество жило десятилетиями, валились в тартарары. Я смотрел на Сергея, неистребимого романтика, и не мог понять, чего это он так разволновался от этой типичной истории. Пришел к мысли, что старые дрожжи сыграли.

Спать уже не хотелось, делать было нечего. Поэтому я выдавил из себя заинтересованное:

— А что дальше-то было?

— В общем, — продолжил Сергей, — Саня этот — чувачок несентиментальный, но тоже расчувствовался. Денег этой Алле дал, чтобы больше на панель не выходила, смогла прожить, пока новую нормальную работу не найдет… Людка от этого благородства в оргазм впала. Вот сука!

— Завязывай! — не выдержал я, — Заколебал! Или говори по существу или вообще заканчивай. Мне историю твоих семейных измен слушать неинтересно.

— Да не было измены, не было! — завелся окончательно Сергей, — Мне все это жена рассказала как раз для того, чтобы носом в дерьмо сунуть. Мол, остались еще мужики на свете. И благородные и при деньгах. Она говорит, что ни на секунду бы не сомневалась, чтобы с ним остаться. Только бы позвал!

— Брось волну гнать, — оборвал я Сергея, — Видел твою Людку — хорошая девчонка, не из тех, что хвостом за спиной мужа крутят. А в запале эти дуры еще не то наболтать могут.

На само деле я так не считал. Просто банально врал, успокаивая своего старого друга. Как раз такая, как Людка, вполне могла наставить мужу рога. А стервозности и жестокого бабьего куражу у нее хватило бы, чтобы потом об этом еще и рассказать своему «суженому — ряженому». И в последней своей фразе тоже был неискренен: я был убежден, что все начинается как раз со слов. Сначала женщине мысль об измене пришла в голову, затем она где-то, кому-то это проговорила (если муж — тряпка, то можно и ему), а потом у нее возникнет идея перейти от слов к делу — надо же быть логичной в своих поступках! И кто сказал, что у женщин нет логики? Есть, и порой довольно железная.