Валерий Николаев - Закуси горе луковицей

Второй лет на десять моложе своего приятеля, одет более подходяще для села: в потертый джинсовый костюм. Был он выше среднего роста, с темно-рыжими волосами и такими же рыжими усиками, с бровями цвета спелой пшеницы, нависающими над золотыми ободками очков. Оба приветливо улыбались. Виктор представил им гостей.

— Наши соседи: Зоя и Владимир. А это — мой дядя Семен Викторович, — коснулся он рукава Чингиз-хана.

«Вот как!» — удивилась Зоя.

Тот галантно кивнул ей и пожал руку Володе.

— И Джимми Филдс — наш гость, — указал он на американца.

Джимми взял её запястье в свою ладонь.

— Не могу устоять перед вашим очарованием, — с легким акцентом произнес он.

И, глубоко склонившись, губами коснулся ее руки. Пожал руку Володе.

Обменявшись любезностями, Некрасовы сели поодаль от стола. Виктор предложил Зое стакан компота, мужчинам налил по рюмке водки. Они выпили, взяли по ломтику солёного сала.

Семен Викторович несколько смущенно сказал:

— Владимир, когда мы с Джеймсом услышали о вашей семье, то, не сговариваясь, захотели увидеть вас. Как говорится, какого гостя позовешь, с тем и побеседуешь.

— Спасибо за честь. Рад случаю пообщаться с вами.

— Владимир, я льщу себя надеждой, что у нас будет интересный разговор.

— Надеюсь.

— Да-да, я тоже, — Джимми приподнял пальцем дужку очков, — мы были удивлены, что вы, получив такое серьезное ранение, своими руками начали строить дом. Откуда взялось это решение?

— Да от скуки, пожалуй, ну и от нужды, конечно.

— Но это же вам, как бы точнее выразиться, не совсем с руки, — вступил в беседу Мохов-старший. — Можно же было подождать более благоприятной ситуации, так?

— Пока ноги отрастут? — пошутил Некрасов. — Пустое дело. А подходящую ситуацию мы стараемся создать сами.

— Похвально, — щипнул свой ус Джимми. — Владимир, не за горами то время, когда вы сможете свободно путешествовать по миру. Вы рады этому?

— С нашим достатком еще очень долгое время можно будет совершать турне разве что в пределах области.

— Вероятно. Но неужели вы не чувствуете, что все качественно меняется? — спросил Джеймс.

— Есть такое ощущение.

— О преобразованиях в России я всегда с воодушевлением рассказываю своим слушателям. Начать реформы — смелое решение вашего руководства.

— Решение-то смелое, не спорю, а вот реализация, — вздохнул Володя, — пребестолковейшая.

— Вы не справедливы в своей оценке. Все мировое сообщество…

— Джимми, — перебил его Володя, — давайте без этих клише. Вот вы лично были бы воодушевлены, если бы спор мировых систем решился в нашу пользу?

Тот обескуражено развел руками.

— …Если бы, скажем, ваш президент проникся идеями коммунизма и, по сути, без боя сдал вашу страну своему идейному противнику, то есть нам.

На Джимми напал столбняк. Семен Викторович поспешил к нему на выручку.

— Вы не о том говорите. Ведь это совершенно разные вещи. Коммунизм — путь в никуда…

— Потому что цель недостижима? — спросил Володя.

— Она вообще ошибочна. Но об этом позже. А Джимми оценивает перестройку по факту: Россия стала другой. Или вы с этим не согласны?

— Да, страна изменилась. Но это все, — Володя широко раскинул руки, — не перестройка, а полное разрушение всего нашего дома, всей экономики. Всего-то и нужно было — перемен в сознании. И, прежде всего, в головах правящей элиты. Следовало избавиться всего лишь от некоторых стереотипов. А мы — ну все крушить! И каков итог? Тысячи мертвых заводов, фабрик, разоренных колхозов, опустевших деревень. Миллионы беспризорников, бомжей, ученые со смешной зарплатой… Мы лишились чуть ли не всего, что у нас было оригинального, самобытного. Это, извините, не перестройка, а преступление. Привести такую мощную державу с тысячелетней историей к полной нищете мог любой не просыхающий от пьянства дворник.

— Владимир, по-настоящему революционные преобразования в экономике, — старался быть убедительным американец, — всегда болезненны. Вам сейчас, бесспорно, трудно, но и мы, и Европа — с вами. Только держитесь за нас.

— Держалась и кобыла за оглобли, пока не упала, — усмехнулся Володя. — Можно подумать, вы предлагаете нам новые материалы, высокие технологии. Нет же? Сплавляете нам всякий ширпотреб да продукты, извините, более чем сомнительного качества.

— Владимир, а предоставляемые нами кредиты, разве это не помощь? А компьютеры — не технологии?

— Джимми, я надеюсь, вы и условия помните, на которых даете нам деньги? А бытовые компьютеры — это детские игрушки. Я что-то пока не слышал, чтобы при вашем содействии переоснастили хоть одно крупное предприятие по-настоящему современным оборудованием. Полагаться на вас было бы непростительной глупостью, даже идиотизмом.

Вошла Даша.

— Извините, по делам бегала. Давайте-ка стол придвинем к дивану, — распорядилась она.

Дискуссия замерла. С полчаса царило беззаботное радостное оживление: провозглашали тосты, закусывали, хвалили кулинарное искусство хозяйки, шутили.

Но вот все наелись, и мужчины снова стали оценивающе присматриваться друг к другу.

Зоя наклонилась к Даше и едва слышно сказала ей:

— Мне кажется, Володя слишком жестко спорил с вашими гостями. Может, намекнуть ему, чтобы поделикатней был с ними?

— Не надо. Они хотели что-нибудь остренькое — пусть наслаждаются. Витьку моего за три дня совсем затюкали. Пусть маленько и сами поёрзают.

— Ладно. Тогда не буду мешать ему. Смотри, они уже как на борцовском ковре к сшибке готовятся.

Начал Филдс.

— Мы не договорили, — обратился он к Володе. — Как я понял, вы не удовлетворены ни нашей помощью, ни происходящими в стране переменами.

— Еще как не удовлетворен.

— И что же вас не устраивает? — придвинулся ближе Семен Викторович.

— Мне не понравилось, что мою страну разорвали на лоскуты, как шкуру прирученной, а потом из бахвальства прирезанной оленихи, упившиеся до беспамятства браконьеры. Кстати, это и есть одна из причин так называемых «революционных», а по сути анархических преобразований в экономике.

Некрасов сложил руки на груди.

— Вы намекаете, что такая держава могла рухнуть из-за какого-то решения трех подвыпивших мужиков? — саркастически прищурился Семен Викторович.

— В роковые минуты истории все возможно. А сговор этих князьков — удар исподтишка, предательский удар.

— Володя, не будьте пессимистом, — сказал Семен Викторович. — Поверьте, страна уже поднимается.

— Угу. Из положения лежа — на четвереньки, — добавил Володя.

Джеймс улыбнулся.

— А вы бы хотели, чтобы ничего не менялось?

— Вовсе нет. Добрые перемены никому не вредят.

— Уверен, он уже завтра хотел бы жить в Ольховке как в Америке, — кивнул в сторону Володи ухмыляющийся ростовчанин, — без потерь и огорчений. Угадал?