Олег Татарченков - Группа сопровождения

…Вечером все, кто знал Жан-Клода, собрались на поминки. Компания подобралась разнородная: пятикурсник дагестанец Рамазан со своим приятелем, пухлым студентом родом из Пензы (которого по этой причине все звали «Пензюком», а он не обижался), заочник Игорь, хорошо говорящий по-русски Ник — негр из Намибии, учившийся с Нсегитомбой на одном курсе, пришедшей со своей белой подружкой Аней, и афганский таджик «Миша», уехавший из родной страны после того, как в Кабуле обосновалась оппозиция, повесившая президента Наджибуллу.

Вопреки прогнозам Счастика, ритуальных куриц на столе не было. Обошлись вареной колбасой, сыром, ассорти из маринованных помидор с огурцами, соком и четырьмя бутылками «кристалловской» водки «Привет», считавшейся лучшей в Москве до появления пресловутой «Гжелки».

Слово взял Рамазан-Ромка.

— То, что за этим столом собралась такая компания, — произнес он, обводя глазами присутствующих, — показательно. Несмотря на цвет кожи и национальность, мы здесь все равны. Мы — московские студенты, у которых «альма матер» — МГУ. И мы поминаем тоже московского студента, Жана Клода, которого убила сволочь, не имеющая отношения ни к студенчеству, ни вообще ни к чему… Я тоже с Кавказа и мне стыдно… Я хочу просить прощения…

— Ладно, Рома, — потянул его за рукав Ник, — Перестань. Сволочи есть везде. У вас есть белые расисты, у нас, в Африке, есть черные расисты… Когда человек пустой, как кожура банана, ему остается гордиться только тем, какого цвета был его папа. Давай лучше выпьем. Жан-Клод водку не любил, но он, как и мы все, жил в России. Не будем нарушать традицию…

После того, как под столом оказалась третья бутылка из-под водки, над ним поднялся Уфимцев.

— Парни, — начал он, — ну, и леди тоже, естественно… До встречи с Клодом я вообще ни с кем из негров знаком не был…

— Из африканцев, — поправил вполголоса «Пензюк».

— Из негров, — не сдался Игорь, — Вот тут Ник сидит, не даст соврать. Ничего обидного в этом слове нет. В Африке даже есть такая страна — Нигерия, и никто не возмущается. Это все заморочки америкосов, их тамошних негров, делать им больше нечего…

— Правильно! — присоединился афганец Миша, — Им бы наши проблемы!

— Не перебивайте, — помотал головой Уфимцев, — Я сам собьюсь. Так вот… — собираясь с мыслями, он посмотрел в черный квадрат незанавешенного окна, и произнес совершенно другим тоном:

— Так. До пьяных глюков мне еще далеко. Парни, или это только мне одному кажется?… Наверху — пожар!

В окно посмотрели все: зимний московский вечер расцвечивал косматый язык пламени, вываливающийся из пасти окна этажом выше. На фоне черного неба оранжевое в сердцевине и ярко-красное по краям полотнище жадно рвалось вверх, словно пыталось оторваться от студенческой общаги и унестись к звездам. Позже, вспоминая тот вечер и тот огромный лоскут огня над головой, Уфимцев представит себя в башне горящего танка. И запоздалый мороз продерет его кожу.

Но это будет позже, а пока, звеня опрокидываемыми пустыми бутылками под столом, компания дружно повскакивала с мест. Воевавший в Афгане дагестанец «Ромка» и его брат по оружию файзабадский таджик «Миша» сориентировались быстрее всех, бросившись в дверям туалета:

— Ник! — обратился Рамазан к Николасу — хозяину комнаты, — Полотенца есть? Давай мочи их под водой быстрее, за респираторы сойдут! Так! Игорь, бери третье полотенце и пошли с нами на тот этаж. Надо людей выводить, задохнутся, к черту… Ник, ты давай на лестницу, к лифтам, никого не пускай на этаж. Понял? Давай!

Коридор общежития был затянут белесой пеленой дыма. Торопливо замотав лицо мокрым полотенцем, Уфимцев нырнул в эту кисею вслед за Ромкой и Мишей. Дверь горящей комнаты была заперта. На стук никто не отзывался.

— Давай к соседям! — сориентировался таджик.

Выскочившая в халатике девушка хватанула дыма, рвущего легкие, закашлялась, едва успев сообщить, что соседка, венесуэлка Мария, уже как час ушла к своим землякам куда-то на этажи выше. Игорь, чуть ли силком вытолкнул ее на лестничную площадку к лифтам.

— Но у меня там вещи… — трепыхнулась было она.

Но вытаращенные над вафельным полотенцем глаза Уфимцева, которого уже тащил на своем поводке адреналин, пресекли эту попытку на корню. Девчонка покорно нажала на кнопку вызова, а Игорь бросился обратно в коридор.

Дальше пошла обычная работа: отчаянный стук в дверь, короткое объяснение и выталкивание людей из все сильнее затягиваемого дымом коридора. «Пробомбив» все двери горящего крыла, срывая повязку в тамбуре у лифтов, до которого еще не дотянулась вонь горящей помойки (именно так пахнут пожары), Рамазан продолжал командовать дальше:

— Все! Здесь или больше никакого нет, или им не повезло. Дальше работа пожарных. Игорь, мы с Мишкой и Николасом двинем в другое крыло — будем оттуда народ эвакуировать. А ты дуй вниз, на вахту, вызывай пожарных!

Не дожидаясь лифта, Уфимцев кубарем скатился по крутым ступеням лестницы с восьмого этажа. Впрочем, его растрепанная фигура не произвела никакого впечатления на бабушку-вахтершу, видавшую на своем посту разные виды.

— Пожар? — равнодушно протянула она, — Вот телефон, вызывай. Мне проблем за ложный вызов не нужно!

— Да ты нос высуни на улицу, посмотри! — бешено прохрипел Игорь.

— Звони, мне-то что… — ответила бабка и шлепнулась обратно в свое кресло.

…После того, как пожарные, поднявшись на лестнице до восьмого этажа, пролили из брандсбойтов комнату погорельцы Марии, (в результате чего обои жилья Николаса этажом ниже дружно отвалились, а в разбухших шкафах перестали закрываться двери), обещали прислать акт и уехали восвояси, на этаже появилась хозяйка комнаты. Бродя растеряно по почерневшему от копоти линолеуму среди обгоревшей утвари, она повторяла по-испански только одну фразу: «Проклятый русский телевизор!»

Африканец Николас сидел у стола с раскисшими остатками тризны по Жан-Клоду и рассеянно цедил водку из оставшейся бутылки.

— И как ты все это оцениваешь? — проговорил Уфимцев, усевшись рядом с ним на мокрый от пены стул, — Может, дух Клода таким образом решил о себе напомнить?

— Жан-Клод был христианином. А я похож на жреца вуду? — пробурчал Николас, — Все просто. Эта курица Мария включила телевизор. «Телек» старый, ламповый, в нем произошло короткое замыкание. Курица выдернула штепсель из розетки и, не посмотрев толком, пошла на пятнадцатый этаж к землякам. Пока она там спрашивала почти целый час, телек разгорелся… Я всегда говорил, — неожиданно заорал двухметровый негр, бешено вращая карими зрачками в орбите красноватых белков, — что наши дасовские латиносы — раздолбаи!!! Эта курица постоянно забывала выключать воду в туалете, топила нас постоянно. Иди посмотри: у нас в сортире специальный зонтик висит. Я с ним на унитазе сидел, бля!!!