Виталий Лиходед - Батальон крови

В половину четвертого Григорий пришел в штаб. Взял приготовленный вещмешок с гостинцами и побежал к домику. Дверь оказалась открытой, и ему не пришлось ждать на улице. Он зажег свечу и стал раскладывать на столе продукты. В центре поставил бутылку с вином, открыл консервы, порезал сало и хлеб. Подошел к кровати посмотрел на нее, поправил покрывало и вернулся за стол.

В четыре часа Татьяна не пришла, она опаздывала и заставила молодого радиста поволноваться. Он выкурил несколько немецких сигарет из заранее приготовленной пачки и вышел на улицу. На пороге они встретились, Татьяна вошла в домик и стала рассказывать, как ее задержали. А Григорий слушал и любовался девушкой в тусклом свете свечи. Ее красивое платье, прическа и веселые, большие глаза обворожили юношу. В какой-то миг он почувствовал, что это Титова — вспомнил, что та дежурит, но все равно решил пристальнее присмотреться. Увидел на щеке родинку и тут, все встало на свои места. У лейтенанта Титовой никаких родинок не было.

— Успокойся, отдышись, — предложил ей солдат. Он открыл бутылку, налил в стаканчики вино и произнес: — Давай, за Новый год, за Победу и за нас!

Девушка подняла свой стаканчик, они тихонько чокнулись ими, и выпили вино до дна.

— Представляешь, как я сегодня бегаю? Везде успеть надо.

— Да, понимаю. Когда же это кончится?

— Что, война?

— Нет. Когда мы с тобой сможем спокойно встречаться и не прятаться.

— Когда «он» к жене вернется!

— Скажи честно, у вас что-то было?

— Дурак. Если бы было, я бы к тебе не бегала. Этот человек не любит проигрывать. Вбил себе в голову, что я его подруга и не отступает. Ему уже все говорят, отстань, видишь, девушка не желает. А он все свое талдычит: «Куда она денется». Я же тебе рассказывала?

— Да. Я помню. Просто иногда хочется с тобой встретиться, погулять.

— Где погулять? — удивилась Таня.

— Ну, где-нибудь. По поселку.

— А, а я думала ты меня в заминированную рощу позовешь, — ответила Таня и засмеялась.

— По этой роще тоже гулять можно. Главное тропы знать и меченые мины видеть.

— Да в этом что-то есть. Между минами прогуляться. А я слышала ты сегодня нарасхват. Все девчонки только и говорят, как ты хорошо танцуешь.

— На то они и девчонки, чтобы болтать.

— Нет. Правда, хорошо. Я ж хоть и не долго, но тоже с тобой покружилась. Ничего, танцевать умеешь.

— Делать-то что сейчас будем?

— Ну, если ты сильно этого хочешь, пойдем, а если не сильно, давай поговорим. Чувствуешь, как жизнь вернулась. Так жалко, всего на один день.

— Значит, нужно сделать так, чтоб он запомнился.

— А у тебя, вообще, много женщин было? Только не ври. Если я тебе нравлюсь, скажи правду.

— Откуда. Конечно, нет. Интернат, учебка, вот и вся моя жизнь. Я только здесь, впервые настоящую девушку увидел, — Гриша вспомнил первый день прибытия в батальон, и в этом воспоминании всплыла Титова. Тогда он просто задыхался оттого, какая она красивая. И мечтать не мог, что рядом с ним будет девушка в сто раз симпатичней. Гриша посмотрел на Таню и спросил ее.

— Ты сама-то хочешь этого?

— Я боюсь. У меня тоже никого… Девчонки смеются, говорят это дело поправимое, но я как-то не знаю, не так воспитана. Мама в школе работала, всегда говорила, что честь для девушки главное, а отец разрешал с ребятами дружить, но всегда предупреждал, что мальчишки просто по дурости могут исковеркать жизнь. Смотри, говорил, не стань жертвой их баловства. Да и дружила я всего с одним, Васькой-соседом. Два раза в кино сходили и однажды вместе с семьями на речку ездили. Убили его еще в сорок первом. Он был старше меня на два года.

— Да. Тяжело терять близких людей. Война никого не жалеет — бьет в самое больное место.

Таня опустила голову, и Григорий понял, что она вспомнила что-то очень больное.

— Не грусти. Давай выпьем, праздник все-таки! — предложил солдат.

— Ты уже налил?

— Конечно.

Они подняли стаканчики и молча выпили каждый за свое. У каждого из них было что вспомнить.

— Ты давай, кушай. Вот консервы, хорошие, рыбные. Сальцо тоже отменное. Я его у старшины выпросил, а хочешь, как боярыня, вино шоколадкой закусывай.

— Боярыня, тоже мне сравнил. Так аристократы пили: вино и шоколад.

— И ты тоже давай, как они, не стесняйся.

— А сам-то, поел?

— Я объелся. Весь вечер только и делал, что ел.

— А что ж так, после разведки проголодался?

— Не, закусывал много, чтобы не окосеть.

— А как в разведку сходил — спокойно?

— Нормально. Опять мне не повезло — рацию осколками побило. Второй раз меня рация спасает. Мина взорвалась рядом. Я упал, но спина-то торчит, а осколки, они как брызги летят куда попало. Я тебя вспоминал. Лежал в луже грязи присыпанный ветками и думал как ты там, наверное, ждала меня. Так хотелось бросить все и прибежать к тебе. Забыть, что вокруг немцы, мины, война. Плюнуть на все и прибежать. Найти в штабе дивизии, или где ты там сейчас, но я прятался. Знал, что лучше перетерпеть, но выжить. А по-дурости погибнуть никогда не поздно.

Таня слушала его, не отрывая взгляда. Она смотрела в его душу и хотела понять, на сколько близок этот человек ей. Сердце подсказывало: «Близок — решайся — война не кончится завтра — вдруг погибнет — будешь всю жизнь жалеть, что не смогла полюбить того, кто тебя любил честно и не желал валить в постель, как гулящую девку. Был бы негодяй, давно бы утащил, нашел бы слова и оправдания, а он смотри, сидит и рассказывает о разведке. Признайся ему, что любишь — решайся!»

— Гриша. Ты только не так сразу, ладно, — девушка встала со стула и пересела на кровать.

— Тань, ты что? Мы же не собирались?

Таня молчала. Произнести хоть слово в эти секунды было подвигом. Она опустила голову, взялась руками за коленки и со всей силы боролась с собственным стыдом. Он словно гиря тянул куда-то вниз, но невидимые крылышки, в ожидании чего-то настоящего, уносили вверх. Маленькая девочка изнутри шептала ей: он хороший, не бойся, это будет ваша тайна, это жизнь в которой так и должно происходить.

— Тань, ты это серьезно? — вновь спросил радист.

«Какой он все-таки дурак слепой», — подумала девушка. Она подняла голову, и Гриша увидел, как по ее щеке скатилась слезинка.

— Ладно, не плачь, я ща все… не бойся, все нормально, — Григорий схватил стул поставил его у кровати, достал из вещмешка фляжку со спиртом, схватил со стола стаканчики и сел рядом с Таней. Солдат немного провалился в мягкой кровати и качнувшись подвинулся и оказался рядом с ней. Гриша замер с фляжкой и стаканами.

— Наливай уж, — выдавила из себя Таня.

— Да-да, ща, — солдат поставил стаканчики, налив в них спирт, положил фляжку и произнес: — Давай, так легче будет.

Они одним глотком выпили обжигающий спирт. Григорий вскочил, схватил со стола хлеб с салом и подал его девушке. Второй кусок откусил сам и вернулся к ней. Кровать качнулась, они посмотрели друг на друга и солдат тихо, чтобы не испугать, обнял ее и поцеловал. Ему было страшно, он не знал, что и как дальше делать, но руки, как будто сами по себе, стали расстегивать пуговицы на гимнастерке.