Игорь Берег - Приказ есть приказ

Он действительно наслаждался «честерфильдиной». Еще бы, столько времени не курить. И еще с удивлением понимал, что говорит по-испански если и не совсем свободно, то достаточно бегло. Преподаватель в Георгиевском отделении СОБ свой хлеб ел не даром. И чтение литературы на языке без словаря наверняка помогало. Языковая среда, что поделаешь! Попав в нее, любой через какое-то время заговорит безо всяких учебников и учителей. Если, конечно, не упрям, как осел, и не питает природной ненависти ко всему иностранному, чужеродному. Кажется, ученые называют это ксенофобией.

— Так что с моими товарищами? — продолжал Евгений. — Куда вы их упекли? Можете мне поверить: они такие же честные инженеры, как и я. Разве что язык похуже знают. Но у меня с детства склонность к языкам, природа не поскупилась. Эх, надо было мне в свое время в иняз идти! Нет, черт меня дернул в технический институт податься. А теперь вот сижу, слушаю ваш бред и гадаю, успею сегодня выпить в честь своего дня рождения или вы меня до завтра промурыжите?

— С вашими товарищами все в порядке, — нехотя признался Стивенсон. — Домой их, конечно, не отпустили, но и в камеру, как вас, запихивать не стали. Они сидят в соседнем кабинете и дожидаются представителя посольства. Мы же с вами ждем совершенно другого человека, после встречи с которым вы прекратите этот дурацкий спектакль и мы наконец сможем поговорить серьезно.

Евгений не нашелся, что ответить, пожал плечами и позычил еще одну сигарету из американской пачки. «Кого это, интересно, ЦРУшник дожидается, кого они сюда могут привезти? — думал он, стряхивая пепел прямо на пол. — Члена группы Германа? Вряд ли. Ну, тогда родную маму из Ставрополя, которая с порога кинется сыночку на шею и запричитает: «Женечка, родимый, скажи этим супостатам все, что они хотят! И тогда тебя отпустят!» Он представил себе эту картину и чуть не прослезился от умиления. Да, хорошо бы сейчас с мамой повидаться… Не в такой, конечно, обстановке и не с этим уродом за столом напротив. Но нет, мамочка родная далеко сейчас и уверена, что сынок ее драгоценный просиживает штаны в одном из московских штабов. Вот бы она удивилась, узнав, где Женечка-Женюрочка в данный момент находится. Удивилась и испугалась. А чего бояться? Не посмеет эта американская скотина ее любимому сыночку бо-бо сделать. Здесь хоть и фронт, но тайный, прямо так, не удостоверившись, не принято человеков пытать и расстреливать. Хотя, конечно, всякое случается…

Они сидели молча, изредка постреливая друг в друга взглядами еще минут двадцать. Миронов откровенно зевал, косился на зеркало с секретом, а Стивенсон опять зарылся в бумажки на столе и перебирал их без какой-либо понятной постороннему системы. Свои, шпионские дела, наверное.

В дверь резко постучали, и Евгений чуть не подпрыгнул на табуретке от неожиданности. Смотри-ка, все же нервничает… Вошел давешний конвоир, подобострастно наклонился к уху американца и что-то ему пошептал. Лицо Стивенсона просветлело, он кивнул полицейскому, а когда тот вышел, весело потер ладони.

— Вот мы и дождались момента истины, сеньор де Куэльяр! Сейчас все выяснится!

Евгений несколько напрягся, но успел стырить еще парочку американских сигарет — в заначку. Мало ли как события обернутся. Хотел забрать и зажигалку, но передумал. Ну, не тяните, давайте ваш козырь из рукава! Кто там, за дверью?

Появившийся человек разочаровал его. Это был розовый толстячок в салатного цвета полотняном костюме и белой шляпе, очень похожей на детскую панамку. Щекастая физиономия его лоснилась от пота, а на курносом носике висели маленькие круглые очки а-ля Джон Леннон. Довольно колоритная персона, отметил про себя Миронов, но незнакомая. И почему Стивенсон на него надежды возлагал?

Толстячок с порога завопил по-английски:

— Где, где он? Где этот мерзавец, этот негодяй? Я убью его собственными руками! Дайте его мне, дайте!

Координатор ЦРУ в республике Перу поднялся ему навстречу, успокаивающе стиснул за плечи, заворковал:

— Успокойтесь, Генри, успокойтесь! Все ваши тревоги позади! Мы его поймали! Вот, смотрите! — и он театральным жестом указал на недоумевающего Миронова.

Толстячок резво подскочил к сидящему, вгляделся в него, замер, стащил с носа очки, протер носовым платком, опять водрузил их на нос, еще раз впился взглядом в лицо Евгения. А потом медленно распрямился и обернулся к Стивенсону.

— Я… я не понимаю… Джим, это что, шутка?

— Какая шутка?! Перед вами — резидент аргентинской разведки Хорхе Рамон де Куэльяр собственной персоной! А по фальшивому паспорту — русский инженер Петр Свиридов. Задержан местной полицией при попытке бегства, согласно разосланной нами…

Новоприбывший Генри вялой походкой подошел к столу, налил из бутыли воды в стакан и неторопливо выпил. Потом промокнул губы все тем же носовым платком и только тогда заговорил.

— Я не хочу вас обидеть, Джим, но, по-моему, вы — идиот. Такой же идиот, как и местные полицейские, задержавшие этого человека. Может быть, он и резидент какой-нибудь разведки, но уж точно не де Куэльяр.

— Как? — в растерянности возопил Стивенсон. — Вы уверены, Генри?

— Абсолютно, — с каким-то даже отрешенным спокойствием сказал толстяк. — Хорхе Рамона де Куэльяра я знаю уже пять лет, чуть меньше, чем вас. Так что ошибиться не могу. Похож, не спорю, даже очень похож. Но — не он.

Стивенсон застонал, рухнул на стул и обхватил голову руками. Евгений наблюдал за ним с нескрываемым злорадством. Но пока молчал.

— Вы что, правда, русский? — обратился к нему на испанском языке толстый Генри.

— Самый настоящий, — кивнул Миронов.

— Этот ненормальный вас пытал, бил, когда допрашивал?

— Не буду врать — даже пальцем не тронул. Психически на меня давил, уверяя, что я и есть этот ваш, как его… де Куэльяр.

— А как вы вообще сюда попали? — заинтересовался американец.

Евгений решил, что заначка ему все же не понадобится и достал одну из сигарет.

— Понимаете, — проникновенно начал он. — У меня сегодня день рождения. Не верите — посмотрите в моем паспорте, он на столе валяется. Вот мы и решили с двумя друзьями по этому поводу посидеть в небольшом ресторанчике, отметить. Ехали себе спокойно, ничего не нарушая, как вдруг нас останавливает полиция, без объяснений запихивает в свою машину, привозит сюда и швыряет в камеру. А потом, несколько часов спустя, меня приводят вот к нему, — он кивнул на координатора ЦРУ, все еще погруженного в скорбь, — и начинают уверять, что я аргентинский шпион. Ну, ерунда ведь какая-то! У нас только в сталинские времена такое могло происходить.

— Н-да, незадача, — американец потеребил свой тройной подбородок.

А Евгений решил еще чуть-чуть накалить обстановку. Он чувствовал, что играет правильно, и обстоятельства складываются в его пользу.