Вук Драшкович - Ночь генерала

…И тут мысль его прервалась, он понял, что никакой черной повязки на его рукаве нет, что Елицы нет, что ничего нет. Ничего, кроме прокурора и судьи, сидящих перед ним, и толпы за спиной.

– …В конце марта или в начале апреля 1944 года генерал Трифунович, по кличке Оборванец, назначенный Михайловичем комендантом Сербии, провел в селе Враничи, недалеко от Чачака, в доме некоего Чолича тайную встречу с немецким агентом Миланом Ачимовичем и советником управления штаба немецкого военного командующего в Сербии немцем Штеркером. Целью встречи было заключение соглашения с немцами о сотрудничестве в борьбе против партизан и о немецких поставках оружия и боеприпасов четникам. Михайлович в связи с этими переговорами издал специальный приказ об участии в них генерала Трифуновича и еще одного предателя народа – Живка Топаловича, бывшего лидера Социалистической партии, который в 1943 году присоединился к Михайловичу и стал членом его руководства, однако не добрался…

«Не добрался курьер, господин полковник, – отрапортовал ему капитан Майстрович. – На связи генерал Алимпич, но слышно очень плохо».

«Алло, алло. Говорит полковник Михайлович. Вы меня слышите, господин генерал?»

«Дража, где ты находишься? Какая у тебя ситуация?»

«Я в Добое. Пытаюсь помешать полному развалу. Хорваты массово дезертируют. Коммунисты тоже бегут, но их немного. Есть случаи нападения с тыла, от своих. Чем занимается Верховное командование? У них что, совсем мозгов нет? Алло… Алло… Алло… Нам нужно выйти к Дрине и встать там. Чтобы Сербия была у нас за спиной. Алло, алло…»

«Ничего нам, Дража, больше не нужно. Все кончено».

«Что кончено? Сербия не может пасть. Сербия не должна пасть… Что происходит? Алло, алло… Почему вы не отвечаете, господин генерал?»

«Я не могу говорить, душат слезы. Я собираюсь застрелиться. Дража, дорогой мой, подписана… генерал Калафатович подписал безоговорочную капитуляцию! [16]»

«Миливой, гром тебя разрази, что ты такое говоришь? Ты в своем уме?»

«Мне приказано передать тебе, чтобы ты немедленно со своими войсками выступил в Маглай и там сдался немцам!»

«Какой трус и идиот, мать его, отдал такой приказ?!»

«Верховное командование. Король вместе с правительством покинули страну!»

«Да плевал я на их приказы! Никогда! Пока я жив, я немцам не сдамся. Слова «капитуляция» в сербском языке не существует! Для меня оно не существует… Алло, Миливой!»

«Слушаю, продолжай».

«Я отвергаю капитуляцию! Мы выступаем к Дрине и продолжаем бороться. Передай Верховному командованию, что Югославская армия жива и что…»

«Дража, немцы уже в Белграде. Немцы взяли Сербию!»

«Не верю! Это невозможно… Но даже если это и так, то ненадолго. Сербия не сдастся так легко. Капитуляции не будет… Алло, алло… Миливой, ты меня понял?»

«Связь прервана. Идут немецкие танки!» – отрапортовал ему дежурный офицер.

«Откроем огонь. Пусть немедленно соберутся солдаты и офицеры…»

…Громкие аплодисменты заставили его вернуться к действительности.

Весь зал рукоплескал военному прокурору Минину, который без сил, обливаясь потом, рухнул на стул.

– Защитник Джонович, хотите ли вы что-нибудь заявить? – спросил судья после того, как стих шум.

– Обвинительное заключение построено не на реальных фактах, и после допроса свидетелей я это докажу.

– А вы, защитник Иоксимович?

– Все, что приводится в обвинении, обычная фальсификация. Я с презрением отвергаю каждую строку этого идеологического манифеста, который вы называете обвинительным заключением, которое и с точки зрения права, и с точки зрения языка выглядит просто жалко.

– Вы оскорбляете суд и закон, – прокурор Минич подпрыгнул на своем месте.

– Я всего лишь защищаю от лжи своего клиента. Не более того.

– Объявляется перерыв на два часа, – сказал судья Джорджевич.

– Обвиняемый Михайлович, вчера вы выслушали обвинительное заключение прокурора. Вы поняли содержание обвинительного заключения?

– Нет.

– Что вы не поняли?

– Невозможно понять эту ложь.

– Вы признаете свою вину?

– Нет.

– Итак, конкретно: действительно ли вы основали организацию четников и дали ей название Югославская армия в отечестве?

– Четник – это название, которое возникло в народе. Армия, оставшаяся без фронта, образует отряды четников.

– Когда у вас были первые встречи, первые контакты с партизанами?

– Только после вступления в войну Советского Союза.

– Когда это было?

– Кажется, летом. А возможно, и раньше.

– Вы имели контакты с партизанами в марте или феврале сорок первого года? Вы не можете не помнить, в каком именно месяце встречались с ними.

– Я не знаю точно, когда это было, в марте или позже. Но я знаю, что партизан вообще не было до тех пор, пока Гитлер не напал на Советский Союз.

– Вы вели какие-нибудь переговоры с партизанами?

– Да, и это были весьма продолжительные переговоры по очень многим вопросам. Я, например, предупреждал их, чтобы они не грабили крестьян, и говорил…

– Детали не важны. У вас была достигнута договоренность о том, чтобы не нападать друг на друга?

– Нет. Такое мне и в голову не приходило.

– Значит, вы не договаривались о взаимном ненападении?

– Абсолютно верно. Точно так. Мы договорились о взаимопомощи.

– Из этого я делаю вывод: была достигнута договоренность о взаимном ненападении.

– Об этом не шла речь.

– Как это не шла речь?

– Зачем нам было нападать друг на друга? Я мог только приветствовать их уход в леса и решение бить врага.

– Я хочу напомнить ваши показания, полученные в ходе следствия.

– Не нужно. Прошу извинить, если я чего-то не помню, но все, что в моих силах, я делаю.

– Каким было отношение к вам во время снятия показаний?

– Очень хорошим.

– Таким образом, все было вполне корректно?

– Ни в коей мере.

– С вами в тюрьме дурно обращались? Да или нет?

Совершенно верно. Отношение было очень хорошим.

– Вас вынуждали к даче каких-либо показаний?

– Нет.

– Вы ознакомлены с предложением некоторых американских адвокатов защищать вас?

– Я отказался.

– Добровольно или под давлением?

– Я не хотел искать защитников за пределами моей страны.

– Товарищ Вера, запишите. Обвиняемый полностью понял обвинительное заключение, отношение к нему в следственном изоляторе было вполне корректным, его не принуждали к даче показаний, не применяли по отношению к нему никакого насилия, он совершенно добровольно отказался от предложения американских адвокатов защищать его, потому что он полностью доверяет суду своей страны…