Михаил Одинцов - Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках

Перед рассветом Афанасий Михайлович проснулся оттого, что услышал всхлипывание и почувствовал на своем плече мокрую щеку жены. Чуть пошевелился, чтобы было удобнее, и стал перебирать тихонько ее волосы.

Мокрая щека немного холодила плечо, отчего теплота радости и счастья, наполнявшая его тело, стала еще заметней.

— Лизонька, радость моя! Успокойся. Слезы — они, знаешь, спокойствия не прибавляют. Если так и дальше будет продолжаться, то весь праздник размочишь.

— Это не я, Афонюшка, плачу. Это моя радость через край выливается. На душе и сладко, и тревожно. Ты уезжаешь сегодня, а меня с собой взять не можешь. — Лиза примолкла, но Афанасий не успел ей ответить. — Пусть, родной мой, эти слезы будут уверенностью и надеждой, что наше свидание не пройдет бесследно и у нас будет еще один ребенок. Еще один сын, и назовем мы его Афанасием.

Мужское сердце ответило жене согласием, выразив его гулким и частым перестуком. Афанасий никак не мог найти нужные слова, но слышал, как все его тело заливало горячим счастьем. Он привлек жену к себе:

— Ли-за! Ли-за!… Что ты надумала?

— Ты что, против?

— Нет, нет! Не знаю, как и сказать. Еще тревожней мне будет. Как ты одна тут справишься? А вдруг что со мной случится?

— Не надо так говорить. Давай будем радоваться. Тревоги нас всегда найдут.

На какое-то время они замолчали, думая каждый свою думу.

— Послушай, Лизонька! Может быть, ты тогда лучше поймешь, что со мной происходит… На днях мы увидели Волгу от Сталинграда до Горького. Перед нами проплыли десятки городов и тысячи деревень. И всюду там люди. Какая неистовая сила жизни и любви к своему дому, земле прошла перед моими глазами. Смотрел и надеялся на нашу встречу. Мы ее честно заслужили. Нам, солдатам, нельзя, невозможно идти в бой без надежды, без веры в радость встречи с женой, сыном. Если это отнять у человека, тогда трудно выжить и победить врага. Ведь идешь через огонь и смерть именно ради жизни, ради нашего счастья и счастья людей. Потеря чувства Родины, семьи порождает безразличие, а оно страшно — отнимает силы и ненависть к врагу.

— Все ты правильно говоришь… Но нам, солдаткам, тоже несладко. Хорошо, что я в своем доме и привычная работа. А сколько эвакуированных мыкается. Потеряли детей и мужей. Горе-то какое по земле разлилось… Дети рано повзрослели. Совсем еще мальчики заменили в тылу отцов. А наш Ромашка, когда передают сводку с фронта, примолкает, слушает и не шелохнется, вроде бы что-то понимает.

— Понимает… А больше, наверное, на реакцию взрослых смотрит и определяет, какие вести с фронта.

— Ты за нас, любимый, не волнуйся. С нами ничего не случится. Ты уедешь, и опять мы с Ромкой будем ждать и надеяться. А во мне будет расти новая радость, новая жизнь. Когда ты вернешься, мы тебя будем встречать уже втроем: Роман, маленький Афанасий и твоя, вечно твоя Лиза…

Вернувшись из штаба дивизии, Митрохин собрал всех летчиков полка, чтобы поставить им задачу.

— Товарищи командиры! Товарищи летчики! Довожу до вас две новости.

Первая. Командир дивизии полковник Камнев велел сообщить вам, что дивизия полностью укомплектована. В ее составе три штурмовых полка. Полки имеют боевой опыт. Наш путь вы знаете. Второй полк на самолетах Р-5 воевал ночью с сорок первого на сорок второй. В нем воевали летчики-инструкторы из какого-то училища. Восполнил потери молодежью и переучился на наши самолеты. В третьем полку руководящий летный состав с ограниченным боевым опытом. Недавно сформирован. Как будем воевать, вам понятно. Где и когда — не сказал. Тыловые части и связь в наличии и укомплектованы. Летный состав дивизии вы теперь представляете. Много молодежи. Где и когда пойдем в бой, не сказал, но просил передать слова командира авиакорпуса: «Никто из корпуса в другие части не уйдет.

В тыл уходить не будем». Сколько дивизий в корпусе, полковник нам не сказал. Видимо, позже все это сами узнаем. И еще была доведена фраза комкора: «Прошу передать летному составу. Вместе до победы!»

А теперь второе. На испытательный полигон доставлена трофейная боевая техника фашистской армии: самолеты, танки, артиллерия, автомобили. Все это расставлено в определенных тактических вариантах. По разным целям будут бомбить и стрелять истребители, штурмовики и бомбардировщики. Нам приказано подготовить пару «илов» по танковой колонне, звено — по артиллерии на огневой позиции, эскадрилью — по оборонительной позиции роты. Все цели настоящие. Техника заправлена горючим и имеет на борту полный боекомплект. Люди заменены манекенами. Смотреть применение наших средств поражения будут самые высокие начальники и, возможно, сам товарищ Сталин. Условия работы: бреющий полет, израсходовать весь боекомплект самолета с одной атаки, никаких повторных заходов, потому что сзади будут вплотную по времени идти другие экипажи и группы. Назначаю командиром пары Осипова, звена — Шубова, эскадрильи — Маслова. Вылет завтра. Время будет уточнено. А теперь за подготовку…

Утро выдалось на редкость хмурое. Холодный дождь то усиливался, то немного ослабевал. Светлело небо, и ритм жизни на аэродроме сразу убыстрялся, но ненадолго. Через двадцать-тридцать минут аэродром вновь затягивался густой водяной дымкой. Этот холодный душ остужал горячие головы, оцепенение опять овладевало аэродромом. Как часто бывает в таких случаях: все готово, люди рвутся в воздух, начальники нервничают. но никто ничего не может сделать с погодой. Тут приказать некому и повлиять на обстоятельства нет никакой возможности.

Наконец звено Шубова и эскадрилью Маслова освободили от дежурства. Осипов и его ведомый старшина Цаплин остались на КП полка вдвоем.

Когда аэродром затянуло очередной волной дождя, Осипов посмотрел на часы — стрелки ушли за одиннадцать.

— Цаплин, мне думается, что если бы на полигоне не было начальников, которые приехали посмотреть нашу работу, то давно бы с нас эту задачу сняли.

— Наверное, так. Чего бы нас в готовности держать. Это ж не на фронте. Дело к обеду, а там скоро и сумерки. Видать, не слетаем сегодня.

— Слетаем или нет — пока неясно. Но готовыми надо быть на самую плохую погоду. Будет малюсенькое окошечко, и пошлют.

— Пошлют — слетаем.

Осипов посмотрел в окно. Дождь хоть и стал меньше, но продолжался.

Вошел начальник штаба:

— Осипов, сколько тебе времени надо на полет до цели?

— Двадцать одну минуту.

— Ну, тогда нормально. Передали, что на полигоне погода улучшилась и сейчас будем работать. Впереди тебя пойдут две пары истребителей, потом ты, а сзади — бомбардировщики: один и звено. Твое время удара — двенадцать тридцать. Цель прежняя: колонна танков.

— Понятно. Тогда мы побежали. Через двадцать минут вылет.