Анатолий Иванкин - Конец «Гончих псов»

— Я тебе разонравилась?

— Нет.

— Карл, дорогой, видит бог, как мне не хочется уезжать, но шеф срочно требует на службу.

За окном послышался автомобильный сигнал.

— Это за мной. Ты сегодня свободен?

— Абсолютно.

— Тогда я постараюсь освободиться побыстрее. А ты чувствуй себя как дома. К твоим услугам бар, журналы и газеты, Кинг, лежать здесь! — И она вывела пса в прихожую. — Теперь он тебя не выпустит. Считай, что ты у меня под домашним арестом. На дверные и телефонные звонки не отвечай. Ну, чао! Так говорят наши друзья-макаронники.

За окнами раздался продолжительный сигнал.

— Торопят. Ну, пока, мой пленник. С Кингом не шути, он этого не любит.

Захлопнув дверь, Лотта исчезла. Карл снял сапоги и мундир, прилег на диван. Раскрыл свежий номер газеты «Фолькишер Беобахтен». Обычно продукция доктора Геббельса действовала на него как снотворное. Не подвела она и на сей раз.

Проснулся Карл от голода. Воспользовавшись любезным разрешением хозяйки, заглянул в холодильник и бар. Сделал бутерброды из колбасы и сыра, открыл бутылку мюнхенского пива.

Прошло более четырех часов, а Лотта все не появлялась.

«Позвоню-ка я Луизе. Она даже не знает, что я в Берлине». Но Карл тут же отогнал эту мысль: телефон наверняка прослушивается, не зря же Лотта просила не отвечать на звонки.

В квартире было тихо. Чуть слышно тикали часы, да протяжно зевал в прихожей Кинг.

От скуки Карл снова стал листать альбом с фотографиями. В нем промелькнуло немало знакомых лиц: Гейдрих, Бальдур фон Ширах, его дорогой родственничек Гуго и, наконец, сам министр пропаганды доктор Йозеф Геббельс. Автограф: «Дорогой Валькирии от поклонника нордической красоты». Фотограф, возможно даже сам «профессор» Гоффман, [37] Личный фотограф Гитлера. попытался максимально облагородить облик Геббельса, но все его потуги оказались тщетными.

«Странно, — размышлял Карл, — что у красивых женщин бывает нездоровая тяга к таким вот уродцам. И что их толкает к ним в объятия: закон контрастов, любопытство или материальные выгоды? Кто же ты есть на самом деле, дорогая Лотта? Почему связана с видными фигурами рейха?…»

Карлу захотелось убежать из этой квартиры подальше, но он был под охраной чистокровной овчарки, прошедшей через гестаповскую выучку.

Война была какой-то непонятной. Французы, отгородившись от немцев линией Мажино, тешили себя иллюзией безопасности. Немцы за линией Зигфрида вели себя смирно, накапливали силы для будущих кампаний. А чтобы не забыть, что идет война, воюющие нации организовывали поиски патрулей и лениво постреливали друг в друга из пушек и пулеметов. Англичане и французы такую войну окрестила «странной», а немцы назвали зицкригом — «сидячей войной».

Строительство линии Зигфрида было начато в 1938 году. К моменту нападения Германии на Польшу эта линия была скорее «пунктиром» Зигфрида, так как существовала больше на бумаге да в разговорах, подогреваемых пропагандой доктора Геббельса.

Если бы осенью 1939 года французы, имеющие большое численное превосходство, рискнули перейти в наступление, то они легко бы прорвали жиденькие укрепления и смяли группу армий «Д» генерала фон Лееба.

После окончания Польской кампании время было упущено. На линии Зигфрида форсированными темпами работали почти все инженерные части вермахта и огромное количество рабочей силы из «организации Тодта», которые строили огневые точки, доты, противотанковые надолбы от Бельгии до Швейцарии.

На правом фланге линии Зигфрида развернулась группа армий «В» фон Бока, а в центре группа армий «А» генерала Рундштедта, переброшенные из Польши. И чем прочнее становилась немецкая оборона, тем больше мелел поток пропаганды о неприступности линии Зигфрида.

Теперь, когда мощные форты стали реальностью, у департамента доктора Геббельса нашлись дела более существенные: нужно было готовить немецкий народ к перенесению военных трудностей, вырабатывать у них стойкость к невзгодам, потерям и жертвам, а также восхвалять отличившихся на полях сражений.

Поздней осенью, когда низкая облачность, дожди и туманы надолго приземлили авиацию на аэродромах, летчики звена Карла фон Риттена получили отпуск.

Карл взял билет до Берлина. Мысленно он был уже с Луизой. Сложно складывались их отношения, каждая новая встреча отдаляла друг от друга, но он ее любил и скучал по ней безмерно.

«Вот у кого все просто», — позавидовал Карл Руди Шмидту, который договаривался о встрече в Берлине с попутчицей, ехавшей в соседнем купе.

Пока старый Фридрих готовил ванну, Карл поспешил к телефону.

— Луиза, я в Берлине. Очень соскучился и хочу тебя видеть.

— Я всегда рада тебе, дорогой, но сегодня это невозможно. Мы с Герхардом едем на «Аиду».

— Неужели ради моего приезда нельзя отказаться от театра?

— Теперь уже ничего не изменишь, приехал Герхард.

— Как надоела мне твоя тень! Когда его призовут на военную службу? Назови ваши места в театре, я приеду, хотя мне меньше всего хочется видеть тебя вместе с Герхардом.

Карл подъехал к концу второго действия. Поблагодарив театрального служителя, который указал ему место, он поднес к глазам бинокль и начал отыскивать Луизу. Почти сразу увидел ее в ложе напротив. Она была в строгом темном платье, без драгоценностей. Взгляд ее бродил по ложам. Вероятно, она тоже искала его. Герхард, сидевший рядом, наоборот, был целиком захвачен происходящим на сцене.

Когда Карл в перерыве зашел к ним, Луиза была одна. Облокотившись о бортик, обтянутый красным бархатом, она смотрела вниз.

— Здравствуй, Лу, — сказал он.

Луиза поднялась с кресла. Глаза ее засветились радостью.

— Здравствуй, Карл. А ты выглядишь великолепно. Я ожидала встретить солдата, измученного войной.

— Еще все впереди, — рассмеялся Карл. — Поэтому, пока не поблек и не полинял, хочу взять тебя в жены.

— Карл, я тебя просила никогда не говорить на эту тему… Если бы это было возможно, я давно бы согласилась.

— Хорошо… — Он поцеловал ее в щеку. — Ты знаешь, как я соскучился по тебе? Мы должны завтра куда-нибудь убежать вдвоем, пока твоя тень, как червь-древоточец, будет вгрызаться в науку.

— Я подумаю и позвоню тебе часиков в десять…

Дверь в ложу открылась.

— Какой сюрприз! — произнес неприятно удивленный Гольдберг.

Карл оглянулся и встретился с недобрым взглядом темных глаз.

Элегантно одетый Герхард словно спрыгнул с сусальной новогодней открытки: такой же красивый, томный, с длинными вьющимися локонами.

Карлу с детства не нравились подобные мальчики, от которых за полкилометра несло воспитанностью и стерильной добропорядочностью. Они не курили в гимназических уборных и не усваивали к концу первого года обучения полного набора бранных слов. По всем дисциплинам, кроме гимнастики, у них имелся высший балл…