Павел Федоров - В Августовских лесах

— Нет. Батраков у них никогда не было. Но психология у него действительно буржуйская.

— Да в капиталистической стране у каждого крестьянина такая психология. Наша молочница Франчишка, казалось бы, бедный человек, а о колхозе и слышать не хочет. Получила землю пана Гурского и по секрету мне сказала, что мечтает молочную ферму завести. Вот тоже мне фермерша! Да вы расспросите моего мужа, как он мальчишкой башмаки на углу чинил и тоже мечтал открыть свою мастерскую… Потом пошел в армию, вступил в комсомол, и там весь мусор из него вытряхнули!… А вы, коммунист, испугались дочери лавочника. Если ее родители всю жизнь лукаво мудрствуют, она-то при чем? Ей-то зачем гибнуть из-за их глупости? Она потянулась к вам всем сердцем, не видела она таких людей. А хорошего человека всегда тянет к хорошим людям. Галина прекрасная девушка. Какого из нее человека можно сделать! А вы ничего самостоятельно решить не можете. Значит, не любите по-настоящему, так и не морочьте девушке голову!

— Неправда, Клавдия Федоровна. Неправда! — горячо запротестовал Кудеяров. — Люблю… Вы и представить не можете, какое у меня было тяжелое детство. Я вырос сиротой, воспитывался у дальних родственников. Как немножко подрос, уехал в город пробивать себе дорогу. Работал на заводе и учился. Когда я окончил училище, мне казалось, что счастливее человека нет на всем белом свете! Но тогда я еще не знал, что такое полная, до краев счастливая человеческая жизнь. Я понял это теперь, когда встретил Галину. И я сказал себе, что, наверное, буду долго жить, раз могу так крепко любить!… Я должен вас поблагодарить, Клавдия Федоровна, за то, что отругали и совет дали. Теперь я уже ударю беглым, на поражение…

Кудеяров поднял руку, кому-то погрозил, поправил на боку пистолетную кобуру, достал из кармана папиросу. Прикуривая, он нахмурил широкие, нависшие на глаза темные брови, отрывисто добавил:

— Мне бы сейчас схватиться с кем-нибудь, переломил бы пополам…

Шарипова пристально посмотрела на него и залюбовалась чистотой его темных глаз и всей его крепкой коренастой фигурой, затянутой в коверкотовую гимнастерку. Радость бушевала в нем как хмельной напиток, рвалась наружу.

Она была добрая женщина, и ей хотелось переженить всех ближайших друзей, сделать их такими же счастливыми, как и она сама. Наблюдая за Кудеяровым, Шарипова думала о том, что на свете бывает разное счастье и разная любовь. Вон начальник заставы лейтенант Усов тоже влюблен в недавно приехавшую учительницу Шуру. Но их любовь спокойна и ровна. Да и Усов не такой, как Костя Кудеяров. Витя Усов всегда спокоен, собран и подтянут. Или его природа выковала из твердой породы, или таким его сделала пограничная служба?… Его Шурочка проста и довольно наивна, опыта ей явно не хватает. С замужеством она не торопится, хотя любит Витю не меньше, чем он ее. Однако она боится, что как только они поженятся, то их непременно загонят в глухой медвежий угол. А он… он тоже особенно не настаивает на скорой свадьбе. Ухватился за ее слабое место, посмеивается и подшучивает:

— Снова буду проситься на Памир. Какие там могучие горы и скалы! Страсть! А здесь что? Нет ни одного горного кряжа, чтобы забраться на вершину, чтоб аж дух захватило. Даже негде порядочную засаду устроить. А какой там пейзаж! Семьсот километров от железной дороги. Не поездка, а путешествие по неизведанной местности. Над головой висит скала тонн в тысячу, внизу темная бездонная пропасть, а тропинка шириной в две ладони… Или едешь по мостику через пропастищу, а мостик скрипит и покачивается. Лучшего способа закалки нервной системы и не придумаешь. Едешь от лета к зиме. На перевале вьюга с ног валит, а вниз спустился снова жаркое лето. Махнем, Шурочка, на Памир, там тигры водятся, шкуру тебе добуду и у кроватки под ножки постелю.

— Нет, насчет этого погоди, Витенька. Страшновато, — признается Шура. От его рассказов у нее захватывает дух и, кажется, останавливается сердце.

Усова ничем не проймешь. Напевая что-то себе под нос, он садится верхом на коня и едет проверять службу пограничных нарядов, а в свободное время обложит себя книгами и работает. Но достаточно, чтобы его конь в течение двух дней не завернул к школе, как у ворот заставы появляется Шурочка и, смущенно теребя кончик вздернутого носика, просит часового доложить дежурному, что пришла учительница и хочет видеть начальника заставы "по очень важному делу".

Почему-то особенно часто ее визиты на заставу совпадали с дежурствами Игната Сороки, шутника и забавника. При появлении Шуры он принимает официальный, до приторности вежливый вид. Вытянувшись в струнку, смотрит посетительнице пристально в глаза, лаконично отвечает:

— Начальник заставы лейтенант Усов заняты службой по охране государственной границы. Посторонним… тревожить запретили.

— Да я же не посторонняя… Разве вы меня не узнаете?

— Никак нет!

— Странно…

Шурочка еще в большем смущении пожимает плечами.

— Так точно, странно… Вы не можете себе представить, какая у меня скверная на лица память!

— Очень жаль.

— Так точно.

— Как же вы с такой, с позволения сказать, скверной памятью можете служить в пограничных войсках?

— Никак нет, я вам сказал, что у меня никудышная память на лица, но я очень хорошо слышу и вижу.

— Вы, может быть, признаете меня по голосу?

— Да, голос такой я где-то слышал… Кажется, по радио…

— Никак нет, товарищ Сорока, вы ошибаетесь. Может быть, можно увидеть политрука?

Александре Григорьевне сразу неудобно вызывать по "важному делу" Клавдию Федоровну, но коварный дежурный и тут начинает вставлять свои шпильки и путать все карты.

— Никак нет. Политрук заставы после очередного дежурства прилегли отдохнуть.

— А Клавдию Федоровну? — открывает Шурочка свой последний козырь.

— К сожалению, Клавдия Федоровна выбыла в город по личной надобности.

После такого разговора у Шурочки начинают часто моргать ресницы и кончиком туфли она сердито топчет ни в чем не повинный кустик.

Видя это, Сорока смягчает тон и предлагает гостье повидать Олю с братиком, которые вместе со старшиной Салаховым собираются варить куропаткины яйца.

Предложение дежурного принимается с нескрываемой радостью. Шура бежит разыскивать ребятишек и начинает помогать в их детской кулинарии, а там, глядишь, сняв "запрет", выходит Витя Усов — и все повторяется сначала до очередного "путешествия" лейтенанта Усова на Чукотский полуостров на собаках и оленях с переправой через быстротекущие реки на самодельном, примитивно устроенном плоту.

Клавдия Федоровна как старшая по возрасту в их кругу относится ко всем этим житейским историям с теплотой, действительно материнской нежностью и заботой. Размолвки среди друзей она старается по возможности быстро устранять. Вчера, например, она пробрала основательно Шуру за ее нерешительность и капризы. Досталось и Усову. Но он только отшучивался: