Владимир Возовиков - Особое задание

Серые глаза Кузавиниса смотрели на командира с выражением спокойного ожидания. А ведь волнуется, наверное, не меньше самого Тухватуллина. Шутка ли — толкать по мерзлым кочкам многотонную машину. Один неосторожный рывок — и хрустнут бревна, как спички, или вырвутся из петель — начинай всё сначала.

— Двигайтесь, Донатас! — назвал лейтенант механика-водителя по имени, и тот, прежде чем закрыть люк, улыбнулся: всё, мол, будет в порядке, товарищ лейтенант — не такие дела делали с вами…

Тухватуллин смотрел, как напрягались гусеничные ленты танка, и, казалось, слышал в нарастающем реве двигателя жалобный хруст дерева, но танк двинулся с места плавно, и так же плавно сдвинулся тягач. Молодец, Кузавинис!..

Взрыв прогремел сразу, едва первый трак тягача ступил на край минного поля. Он был негромок, взрыв условной мины, но Тухватуллин заметил, как вздрогнули стоящие рядом танкисты.

— Одна гусеница долой, — произнес кто-то.

Да, гусеница долой, но у тягача оставались катки, они по-прежнему давили мерзлый суглинок, прокладывая безопасную колею для танка.

Ещё вспышка — брызги мерзлой земли… Ещё… Танк с «тралом» удалялся, и земля под гусеницами теперь помалкивала.

— Всё!..

Из седой придорожной травы прыгнула черная длиннохвостая кобра, и на броне тягача, как раз против отделения управления, блеснула сухая гремучая молния.

— Видели, Ковалев? — спросил лейтенант. — Такая прыгающая штука хуже фугаса.

Танк-тральщик был уже далеко, и сержант-сапер доложил по радио: минное поле кончилось.

— По местам! — распорядился Тухватуллин. — И передайте всем механикам-водителям: если кто-нибудь съедет за протраленную колею хоть на сантиметр — выведу из строя и оставлю загорать здесь до конца учения.

Когда заминированная полоса осталась позади, Тухватуллин посмотрел на часы. Рота потеряла двадцать минут…

Сколько же идущий навстречу «противник» потратит на переправу через реку?.. А переправа ему предстоит — ведь река огибает гряду с той стороны, и мосты, разумеется, давно разрушены. Руководитель учения непременно об этом напомнит Ершову…

Гряда надвигалась, серая и безжизненная, уже отчетливо просматривался распадок, в котором терялась дорога. Сейчас в него вползал маленький темный жучок — дозорный танк. Тухватуллин придержал роту. Пока дозор не пройдет гряду насквозь и не осмотрит ближние к дороге сопки, он решил не втягиваться в распадок. То ли обострилось чувство тревоги, то ли заговорила та расчетливая осторожность, что заставляет опытного командира сделать всё возможное ради безопасности подразделения.

— Тринадцатый! — вызвал лейтенант командира разведдозора. — Развернитесь в боевой порядок и обстреляйте ближние сопки… Всем — в линию колонн!..

Тухватуллин перестраивал роту, как бы готовясь к удару с ходу по гряде, имея выставленный далеко вперед щит из танков дозора. Такие вот атаки самых неприступных крепостей не так уж редко приносят успех, и у «противника» — если он сейчас прячется за скатами сопок, готовя роте ловушку, — могут не выдержать нервы. Ведь он посчитает: его обнаружили. Велик соблазн открыть огонь по роте, пусть и с дальней дистанции, пока она ещё в походных колоннах, пока не раздробилась на маневрирующие стальные тараны, одновременно извергающие жестокий, точный огонь. Лейтенант провоцировал «противника» на залповый огонь по взводным колоннам, зная, что на большом расстоянии могут повредить лишь гусеницу или орудийный ствол.

Худо, если бы там оказались ПТУРы, снаряды, которые имеют одинаковую силу на любом расстоянии…

Тухватуллин во все глаза обозревал край гряды, но он мог бы и не напрягать зрение.

Едва рота сломала походный порядок и дозорный взвод, развернувшись, грохнул залпом по гряде, пришел ответ. Отчетливая в сером декабрьском воздухе, цепь красных пушечных сполохов пробежала по гребню ближнего увала, и до Тухватуллина докатился тяжкий орудийный вздох.

Тухватуллин достиг своего — не дал заманить роту в ловушку. Он перехитрил «противника» в этом частном поединке, но тем скорее узнал, что борьба за господствующие высоты проиграна. Рота опоздала.

Но — странное дело! — теперь, когда он знал, что «противник» упредил его в захвате гряды, Асхат не желал признавать никакой предопределенности в исходе боя. Бой шел, и его надо было выиграть любой ценой.

Экономя время, он развернул взводы в линию, а потом повернул танки направо, снова превратив роту в растянутую колонну, и повел её в обход сопок, готовый в любой миг внезапным поворотом обрушиться на них. Разведдозор по-прежнему двигался ближе к гряде, ведя по ней непрерывный огонь и оставаясь фланговым щитом роты.

Танки мчались с бешеной скоростью. Они неслись сквозь густые жесткие травы, и то был немалый риск — в бурьяне могли скрываться ямы, но Тухватуллин знал, что без риска не выиграешь ни одного серьезного сражения…

Асхат так и не понял, с кем же он столкнулся, обходя гряду: то ли с главными силами «противника», то ли с боковой заставой, высланной ему навстречу…

Он промчался почти до хвоста встречной колонны, в которой, наверное, так ничего и не успели понять. А потом скомандовал общий поворот; танкисты ждали его и выполнили быстро. И — залп в упор…

Горела покрытая льдом трава, горела земля, горели даже клочья её, поднятые в воздух разрывами. Рота вела бой в полуокружении, и это был уже полустихийный бой на истребление, где дрались танк с танком, танк — с пушкой, танк — с гранатометчиками…

И всё же настало время, когда руководитель учения решил, что рота сделала последний выстрел. Он приказал свернуть подразделения в колонны и явиться к нему, на высоту, где уже был поставлен условный ориентир.

Странно, вместе с беспокойством лейтенант Тухватуллин почувствовал и облегчение. Всё же в захвате гряды его упредил Ершов, а проиграть Ершову не грех. Он-то знал это.

Оставив колонну в глубоком распадке, куда так и не сумел прорваться с боем, и приказав танкистам проверить машины, побрел вверх по скату сопки к далеко видимому штабному бронетранспортеру. Нарочно не спешил, однако пришел первым.

Комбат Фисун сидел у скудного огонька, рисуя на карте. Он любил походные костры, добрел близ огня, и солдаты, зная это, даже в голой степи умудрялись разводить огонек, если позволяла обстановка.

Выслушав доклад Тухватуллина, комбат ткнул пальцем в один из складных стульчиков у костра:

— Садитесь. Небось упарились?

Тухватуллин сел. Говорить не хотелось, по крайней мере сейчас.

— А ловко вы его, а?.. Заставили рассекретиться. Думал я — каюк вам, как в сопки залезете. Дозорный-то экипаж проглядел засаду… Ну-ну, молодец — не дал взять себя голыми руками, молодец…